Положение к 15 часам 30 минутам. Пляж в «красном секторе № 1»: пехотинцы захватывают стратегически важный плацдарм на западной оконечности Бетио (в форме птичьего клюва) — глубина его составляет сотню метров, никак не меньше. Дальнейшее продвижение затруднено. Пляж в «красном секторе № 2»: десантников практически — нигде не видно; некоторые лежат, прижавшись к волнолому. Восточная оконечность острова выглядит пустынной: там, похоже, нет ни одной живой души. У кромки воды стоят пятнадцать брошенных «аллигаторов». На подступах к «красному сектору № 1», на мелководье, застыли четыре танка. (В главном командном пункте — на борту «Мэриленда» обсуждается запрос с Бетио: просим авиационной поддержки — бомбами и пулеметами; нужны боеприпасы, артиллерия, лекарства, кровяная плазма.)
16 часов 00 минут. По Бетио наносят удар американские эсминцы и самолеты. Командование, взвесив все шансы, пришло к выводу, что бомбардировку можно провести «аккуратно» — не подставляя под удар морских пехотинцев. Эсминцы приблизились к атоллу больше чем на километр, откуда можно было вести прицельный огонь по всем японским оборонительным позициям, расположенным к югу от места высадки основных десантных сил. Морские пехотинцы слышали звуки бомбардировки с моря в следующем порядке: 1) взрыв снаряда, упавшего на землю; 2) свист снаряда, рассекающего воздух в полете; 3) детонация орудийного залпа. Истребители теперь обстреливали берега Бетио с бреющего полета. Пехотинцы сначала видели, как из двух крыловых и синхронного пулеметов вырывались серо-голубые свинцовые змейки, а следом за тем слышали рокот бортовых 50-миллиметровых пушек, больше похожий на яростное шипение сала на раскаленной сковородке. Пикирующие бомбардировщики атаковали тройками: сперва с неба доносился пронзительный вой, а затем слышалось раскатистое «бу-ух!..» Островная твердь снова сотряслась до основания. Людей засыпало песком, комьями земли, какими-то обломками. И все время, пока продолжалась бомбардировка, один из японских пулеметов строчил не переставая. Кроме пулеметчиков и артиллеристов, американцев встречали снайперы, засевшие за стволами уцелевших пальм. Снайперские патроны были заряжены бездымным порохом, так что, в какой стороне громыхнул выстрел, с ходу было не определить. Снайперы оказались на поверку самыми стойкими бойцами неприятельского контингента: их IK брали ни бомбы, ни снаряды, ни гранаты, ни пули; они могли часами сидеть, затаившись в засаде, и ждать, когда на линии огня появится очередная живая мишень.
17 часов! Уничтожены еще несколько неприятельских бункеров. Пехотинцы сперва забрасывали их динамитными шашками — чтобы разрушить песочные завалы между пальмовыми бревнами, а после пускали в ход огнеметы. Хотя ствол пальмы состоит из плотных, словно сцементированных волокон, пламя и в них находило прорехи и проникало внутрь бункера, жаля смертоносным жалом все подряд — живое и неживое. Через несколько мгновений на воздух взлетали ящики с боеприпасами, а люди сгорали заживо. После таких огнеметных атак над бункерами еще долго стоял удушающий смрад — гари и горелой плоти.
К концу первого дня штурма, когда остров окутали вечерние сумерки, положение американцев оставалось по-прежнему шатким. После 15 часов 30 минут они практически не сдвинулись с места — ни на одном участке. Четко обозначенной линии фронта не было — она, если можно так считать, условно проходила перед воронками, в которых отдельными малочисленными группами укрывались морские пехотинцы. На борту флагманского линкора ожидали, что штурмовые батальоны того и гляди будут отброшены в море. А пехотинцы тем временем укрепляли свои импровизированные траншеи в ожидании ночных вылазок — со стороны японцев и бомбовых ударов — с моря и воздуха. Впрочем, плацдармы были столь малы, что окопаться как следует там могли далеко не все пехотинцы.
* * *