— Но, как бы там ни было, мы с вами, как говорят спортивные комментаторы, вышли на финишную прямую.
— Это верно. Но вы забываете о миленькой детали: человек живет вечно! Бессмертен он.
— Как это? — не понял я.
— Человек, даже физически исчерпав себя, продолжает жить в своих делах — хороших и, к сожалению, в дурных. У меня, например, есть ученики. Они продолжат то, что мне не удастся. Знаете, есть прекрасные строки: «Другие по иному следу пройдут твой путь за пядью пядь. Но пораженье от победы ты сам не должен отличать». Кроме учеников, мои дела продолжит мой сын, студент МАИ, Тимур, который тоже вскоре станет авиационным инженером. И даже незнакомые мне люди — тоже мои наследники. И у вас тоже они есть. Это точно. И так у каждого человека, работающего честно, не «от сих и до сих». Я горжусь, — продолжал профессор, — что в числе североморцев, зачисленных навечно в списки частей, значатся дважды Герой Советского Союза гвардии подполковник Борис Феоктистович Сафонов, Герой Советского Союза, много раз прикрывавший наш пикировщик, гвардии капитан Павел Иванович Орлов, дорогой наш «батя», первый командир полка Герой Советского Союза гвардии подполковник Борис Павлович Сыромятников, воздушный разведчик, Герой Советского Союза, капитан Михаил Константинович Вербицкий...
— А ваш первый командир эскадрильи? — спросил я.
— Недавно получил письмо от однополчанки Клавы Скученковой. Она сообщила: «Ныне бороздит суровые воды Баренцева моря и Северного Ледовитого океана корабль «Семен Лапшенков»..
Вспоминаются прекрасные, вещие слова Маяковского:
В наших жилах — кровь, а не водица.
Мы идем сквозь револьверный лай,
Чтобы, умирая, воплотиться
в пароходы, в строчки и другие долгие дела.
— Но ведь есть, к нашему огорчению, и не люди, а людишки...
— Они тоже оставляют свой «след». Точнее — мешают. О них очень хорошо сказал друг Пушкина, Петр Вяземский. Точно этой эпиграммы я не помню, но за смысл ручаюсь: «Всегда и всем он недоволен, и, вечный мученик, чужим здоровьем болен!» Такие тормозят развитие общества. Но, к счастью, настоящих людей много, гораздо больше, чем людишек... Когда мне становится грустно, я достаю письма моих друзей, однополчан — и они возбуждают во мне энергию, желание бороться с теми, кто явился на свет, чтобы пакостить, мешать...
Хамид Газизович подошел к книжному шкафу, вынул папку.
Комментарий повествователя
Вот несколько выдержек из этих писем.
«Уважаемый боец! Поздравляю Вас с Новым, 1943 годом, с новым счастьем, с новыми большими победами на фронтах Отечественной войны!.. Я девушка из орденоносной Башкирии Коковихина Тамара... Шлю Вам пламенный комсомольский привет... Пусть строки этого письма озарят Ваше лицо улыбкой и напомнят Вам о том, что Вас не забывают! Жду с Победой. Ст. Тавтиманово, Керамический завод. С приветом и наилучшими пожеланиями. Тамара — неизвестному бойцу».
«Здравствуйте, Хамид Газизович!.. Получила Ваше письмо, за которое очень благодарна. Конечно, можно жить надеждами, когда есть хоть капелька надежды, что Петя жив... Очень хорошо, что Вы остались живы — Ваши родители, видимо, очень счастливые... А я живу надеждой, и мне кажется, что Петя жив... Если когда-нибудь забросит Вас в наши края, заходите, будем очень рады. Будьте здоровы, жму руку. С приветом — Ольга Маширова, гор. Ставрополь, Дзержинского, 7. 20 ноября 45 г.».
А вот письмецо от однополчанки, инвалида войны 2-й группы Клавы Скученковой (Барчевой). Она была матросом, водителем грузовика. Тяжело ранена при бомбежке аэродрома. Клава прислала стихи, написанные кем-то из девчат. Стихи по форме, конечно же, не из образцовых. Но разве в этом дело? Сколько в этих строках чувств, любви к славному летчику Квирикашвили, которого все называли просто Швили.
Наш кудрявый Шпили, паренек с Кавказа,
Смуглый, черноглазый и лихой грузин...
Помню я то утро, небо голубое,
Улетал он в первый боевой полет...
Надо, надо, надо мстить за боль Кавказа!
Мстить за боль Кавказа в Северном краю!
Швили ожидала — и ждала напрасно:
Мне сказал товарищ: «Он погиб в бою!»...
Бывший механик Борис Коновалов, обслуживавший самолет комэска Лапшенкова, а затем — Сарымсакова, пишет: «К концу 42-го года в полку оставалось самолетов 9. Многие экипажи погибли — Ямщикова, Горского, Кезуба...»
Письма, письма, письма... Хамид Газизович берет их у меня, складывает в папочку. Я обращаю внимание на высокую стопку разноцветных папок. В такие обычно вкладывают поздравительные адреса.