Выбрать главу
И помните ль, как ночь была ясна, Как шелест листьев страстного лобзанья Исполнен был… как майская луна На целый мир кидала обаянье Несбыточно-восторженного сна? И помните ль, потупив тихо очи, Но с радостью, хоть тайной и немой, Вы слушали — и бред его больной О полноте блаженства этой ночи, И то, что он томим недугом злым И что недуг его неизлечим. Что он теперь как будто детской сказке Внимает, что значенье сказки той Глубоко, но затеряно душой… И, говоря, он в голубые глазки Смотрел спокойно, тихо, — а потом Он говорил так искренно о том, Что вы — неразрешимая загадка, Что вы еще не созданы, — и вас Еще ничто не мучило в тот час, А с ним была невольно лихорадка… И лгал ли он пред вами и собой, Или ему блеснула вера в счастье — Что нужды вам? зачем ему участье? Он вас любил как эгоист больной… И сон любви, и сон безумной муки Его доныне мучит, может быть, Но, думаю, от безысходной скуки… По-моему, пора бы позабыть!

Январь 1845

Отрывок из сказаний об одной темной жизни{133}

1
С пирмонтских вод приехал он, Всё так же бледный и больной, Всё так же тяжко удручен Ипохондрической тоской… И, добр по-прежнему со мной, Он только руку мне пожал На мой вопрос, что было с ним,
Скитальцем по краям чужим? Но ничего не отвечал… Его молчанье было мне Не новость… Он, по старине, Рассказов страшно не любил И очень мало говорил… Зато рассказывал я сам Ему подробно обо всех, Кого он знал; к моим словам Он был внимателен — и грех Сказать, чтоб Юрий забывал, Кого он в старину знавал… Когда ж напомнил я ему Про Ольгу… к прошлому всему Печально-холоден, зевнул Мой Юрий и рукой махнул…
2
Бывало, часто говорил Он мне, что от природы был Он эгоистом сотворен, Что в этом виноват не он, Что если нет в душе любви И веры нет, то не зови Напрасно их, — спасен лишь тот, Кто сам спасенья с верой ждет,— Что неотступно он их звал, Что, мучась жаждою больной, Всё ждал их, ждал — и ждать устал… И, разбирая предо мной Свои мечты, свои дела, Он мне доказывал, что в них Не только искры чувств святых, Но даже не было и зла.{134} Он говорил, что для других В преданьях прошлого — залог Любви и веры, — а ему Преданий детства не дал бог; Что, веря одному уму, Привык он чувство рассекать Анатомическим ножом И с тайным ужасом читать Лишь эгоизм, сокрытый в нем, И знать, что в чувство ни в одно Ему поверить не дано.
3
Одну привязанность я знал За Юрием… Не вспоминал О ней он после никогда; Но знаю я, что ни года, Ни даже воля — истребить Ее печального следа Не в силах были: позабыть Не мог он ни добра, ни зла; И та привязанность была Так глубока и так странна, Что любопытна, может быть, И вам покажется она… Не думайте, чтоб мог любить Он женщину, хотя в любовь, Бывало, веровал вполне, Хоть в нем кипела тоже кровь… Но неспособен был вдвойне И в те лета влюбиться он: Он был и ветрен, и умен. Зато в душе иную страсть Носил он. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
4
Его я знал… Лицо его Вас поразить бы не могло; Одно высокое чело Носило резкую печать Высоких дум… Но угадать Вам было б нечего на нем… Да взгляд его сиял огнем… Как бездна темен и глубок, Тот взгляд одно лишь выражал — Высокий помысл иль упрек… На нем так ясно почивал Судьбы таинственный призыв… К чему — бог весть! Не совершив Из дум любимых ни одной, В деревне, при смерти больной, Он смерти верить не хотел — И умер… И его удел Могилой темною сокрыт… Но цвет больной его ланит Давно пророчил для него Чахотку — больше ничего!