Я кивнула, благодаря за разъяснения, хотя ни о чём не спрашивала. Я просто не могла оторвать взгляда от соска, который впервые увидела при свете. Он вытянулся раза в два, не меньше, будто закрученная макаронина и напоминал цветом обветрившееся мясо. Меня аж передёрнуло от такого сравнения. Хорошо, Аманда не заметила моей реакции, потому что в это время осторожно наносила на сосок заживляющую мазь.
— Унести?
Спросила я про ребёнка, а Аманда протянула мне тюбик. Я убрала крем и уставилась на спящую Патришу.
— Унести? — повторила я вопрос.
Аманда отказалась. Хотела чувствовать дочь, но я всеми доступными мне словами пыталась убедить её перенести ребёнка в люльку сейчас, а не когда принесут завтрак — вдруг проснётся, но Аманда осталась непреклонной. Как всегда, у меня не хватило аргументов. Даже на то, чтобы она наконец посмотрела мою открытку. Неужели она о ней забыла, а я старалась. Старалась, как всегда, напрасно. Лучше бы уроки сделала. Вот сейчас возьму и усядусь перед ней с наушниками в ушах! Но нет, не успела.
Теперь Аманде потребовалось, чтобы я принесла автокресло. Я о нём забыла, а могла бы захватить из машины ещё вечером. Пришлось зашнуровывать ботинки и спускаться вниз, а когда я вернулась назад с оттянутой от тяжести кресла рукой, Патриша уже лежала в люльке, а Аманда спокойно уплетала завтрак. Мне опять досталась овсянка, но на этот раз без шоколада, который Аманда умяла сама.
— А переодевать ребёнка сложно? — вдруг спросила она, даже не прожевав кекс.
Аманда ещё ни разу не меняла подгузник и не вставала с кровати с ребёнком на руках. Сейчас Патришу перенесла в люльку явно медсестра, которая принесла завтрак. Хотелось ответить грубо. Сказать, что очень легко, раз даже у меня получается. Но я не хотела превращать глупый вопрос в бурю. К тому же, во мне теплилась надежда, что Аманда вспомнит о моей открытке. И она действительно вспомнила, ответив:
— Наверное, проще рисовать феечек.
Если фраза задумывалась шуткой, то я ей не рассмеялась За этот год мне вдруг всё стало делать сложно, если то не было механическим выполнением приказов Аманды. Но я заставила себя достать ноутбук и поставить открытым на прикрытые одеялом ноги Аманды.
— А мне твоя феечка изначально понравилась, — выдала она, кажется, даже не взглянув на экран. — И это только сильнее резануло по сердцу. Может, я так и не сумела смириться с тем, что у меня будет сын, потому что организм знал, что это неправда?
Я пожала плечами. Вопрос, наверное, не требовал ответа.
— Убери ноутбук, ты мне на живот поставила. Больно.
Я тут же схватила его. Как так получилось — я была уверена, что там ноги.
— Очень болит? — спросила я, чтобы не бросать простое «извини».
— Ну, с чем сравнивать, — почти улыбнулась Аманда. — Если со схватками, то я совсем ничего не чувствую. А если с месячными, — и тут она рассмеялась в голос, — то я забыла, как оно. Но судя по тому, как ты корчилась на диване, у меня, наверное, всё же не так болит. И я даже от таблетки отказалась.
Она помнила, как я корчилась, неужели?
— Или ты просто такая нетерпеливая. Но пока ты не родишь, мы не узнаем.
— Я пока не собираюсь рожать, — буркнула я почти шёпотом, вспоминая ужас ложной беременности.
— Ну пока не собираешься…
Патриша спасла положение. Только при первом же крике дочери лицо Аманды перекосилось.
— Так болит? — спросила я уже про грудь.
Аманда лишь кивнула, потому я решила отвернуться и действительно заняться уроками, чтобы оторвать взгляд от экрана лишь тогда, когда потребуется перенести Патришу в люльку. А потом Аманда попыталась самостоятельно дойти до ванной комнаты и даже попросила не помогать ей в душе. Оделась она тоже сама, радостно сложив на подушку больничное бельё. Мне оставалось только смотреть.
Зря она взяла с собой спортивные штаны —резинка пережала живот, и тот жировой складкой нависал над ней. Я видела этот лишний бугор даже под спортивной кофтой, потому даже обрадовалась, когда Аманда присела к столу, чтобы съесть ланч. Как же быстро наступил полдень. Я лично даже не успела проголодаться, но меня заставили поесть со словами, что дома всё равно есть нечего. Да, нечего, но магазины никто не закрывал. И не могла же я заниматься готовкой вместе с уборкой. Не могла, даже если бы захотела. Но придётся, потому что в понедельник Аманда останется с ребёнком одна, хотя я не представляла, как после бессонной ночи доберусь до учёбы.
Но пока стоило подумать о том, как посадить ребёнка в автокресло в том комбинезоне, который мы приготовили на выписку. Обе здраво оценивали двадцать один дюйм, на котором ткань придётся собирать гармошкой. Выбора не было — пришлось разложить на кровати, что имелось. Патриша почти не сопротивлялась — мы решили упаковать её сразу же после еды, полусонную или скорее полубодрствующую, но лишь на груди малышки щёлкнула застёжка ремней безопасности, как Патриша мгновенно уснула, будто фея волшебной палочкой махнула.
— Я нормально себя чувствую, — возмутилась Аманда, увидев в дверях палаты кресло-каталку, и я в этом с ней соглашалась: она впервые взяла дочь на руки и сама усадила в автокресло, потому что это для меня оказалось слишком сложно — больно тряслись собственные пальцы, чтобы протаскивать через ремни крошечные пальчики Патриши.
— Такое правило, — отрезала медсестра, и Аманда вскарабкалась в каталку, к ручке которой успели привязать подаренный Бьянкой шарик, а потом и меня лишили автокресла, которое я успела поднять. Его, по очередному правилу, поставили Аманде на колени — будто я выронить могла! А, может, кто-то и ронял…
Но если не доверяют мне, то как можно доверить катить каталку старушке, которая на ногах, казалось, не держалась. Тонкие руки её болтались в узких рукавах синего халата, словно ветки дерева по ветру. Я испугалась за Аманду и Патришу. Как только медсёстры с нами попрощались, я тут же обратилась к старушке с просьбой передать мне каталку, но получила строгий взгляд и отповедь:
— Это моя работа, и я с ней справляюсь.
Я извинилась и даже покраснела — хотела помочь и никак не рассчитывала на то, что обижу старушку. Потому минута в кабине лифта показалась мне вечностью. Но вот мы спустились в холл, где меня отпустили за машиной, и я чуть ли не стометровку сдала, пока бежала до гаража. Мне повезло в этот раз припарковаться под зданием госпиталя, а не через дорогу. И пяти минут не прошло, как машина была у дверей, но Аманду зачем-то выкатили на улицу раньше. Я бросилась к автокреслу, но от меня потребовали фотографию, и в спешке я чуть не выронила телефон. Наконец мне отдали ребёнка, и, даже услышав, как щёлкнуло крепление базы, я не успокоилась, пока не подёргала кресло за ручку раз десять.
— Опусти её! — скомандовала Аманда, когда уселась рядом на заднее сиденье.
Про ручку я напрочь забыла!
— Впереди больше места.
— У меня нет швов, ничего не болит, я нормально сижу. Давай уже уедем отсюда.
И мы уехали. В новую жизнь втроём. Вернее в неделю жизни втроём. А дальше нас ждёт неизвестность жизни вдвоём и жизни одной. Действительно одной.
Глава семьдесят восьмая "Крупицы сна и капли молока"
Первая ночь дома прошла хорошо, во всяком случае для меня — я застегнула спальник, вцепилась пальцами в подушку и проспала до самого утра. Аманда не разбудила меня, а, может, не добудилась, и сама поменяла дочке подгузник. Перед сном мы накинули на торшер кофту и превратили в ночник. В ногах дивана расстелили клеенку с одеялком, превратив в пеленальный столик, так что Аманде не потребовалось вставать, оставалось только переползти от подушки к клеёнке и обратно — путь достаточно короткий и безопасный даже в сонном состоянии. За вечер я пару раз поменяла подгузник, уча Аманду нехитрым премудростям ухода за ребёнком, а уход за собой сейчас был абсолютно прост — сон, сон и ещё чуть-чуть сна.
Когда я протёрла глаза, Патриша преспокойно спала в гнездышке, которое Аманда скрутила под своим боком из подушки для беременных. Могла бы ещё час наслаждаться сном, хотя тот и не был особо красочным — перед глазами разлилось чёрное пятно и поглотило всё моё существо, но впервые за последнее несчитанное количество ночей я действительно выспалась. Аманда уже не спала. Она отвела глаза от дочери и уставилась на меня. Распухшее приплюснутое лицо, круги под глазами — она выглядела ужасно.