— А можно?
Медсестра кивнула, и я, прижав к груди собранные листы, шагнула в коридор. Медсестра протянула руку, и я не сразу сообразила, что она хочет забрать заполненные формы. Пока Аманду взвешивали и измеряли ей давление, я стояла, прижавшись к стене, не зная на чём, кроме подруги, остановить взгляд, и при этом боялась, что медсестра заметит моё наглое разглядывание и подумает что-нибудь плохое.
— Ты идёшь?
Я проскользнула в кабинет. Медсестра положила на кресло смотровую рубаху и вышла, прикрыв за собой дверь. Аманда начала раздеваться, а я, чтобы занять себя, принялась развешивать одежду по крючкам.
— Завяжи.
Пальцы не слушались, бантик не получался, и я даже несколько раз царапнула ей шею.
— Прости, — шепнула я, затянула наконец узел и облегчённо выругалась.
— Да брось ты его, сойдёт.
Она шагнула к смотровому креслу, и завязанная только на шее рубаха полностью раскрылась на спине. Я поспешила отвернуться к зеркалу с вешалкой, ругая себя за то, что не осталась в зале ожидания. Аманда уселась на кресло и вытащила из настенного пластикового кармашка журнал.
— Слушай, классная у тётки кофта. Надо такую же купить, когда живот немного подрастёт. Вообще, я тут недавно на одной женщине такой классный сарафан из лоскутков видела — «Дезигуаль» подобное делает. Надо глянуть, налезет ли из их коллекции что-то на беременных.
Я промолчала. Какой «Дизегуаль» к чертовой матери! Радуйся, что тебе дали страховку на беременность, ведь наша студенческая ни фига не покрывает! Как вытянуть беременность, не сообщая родителям? Чокнутая!
Ожидание доктора приводило меня в бешенство. С каждой перевёрнутой журнальной страницей из Аманды безвозвратно утекали мозги. Похоже, у беременных, как и у мужиков, на два органа крови не хватает — вырастет один, опустеет второй. А у некоторых первый прекращает работать ещё до того, как второй начинает расти. Хорошо, что тут в дверь постучали, а то я бы что-нибудь да сказала!
На вид доктору было лет сорок пять. С широченной улыбкой, в голубой униформе, весь такой загорелый калифорнийский парень — он мне не понравился. Но только лишь потому, что собирался вести беременность Аманды. Её беременность вдруг снова начала раздражать меня до дрожи в коленях.
— Присядь пока.
Врач указал на табурет, и я покорно шлёпнулась на него.
— Сестра? — спросил он.
— Подруга, — зло ответила я и отвернулась к зеркалу.
Я и так слышала всё, что он говорил Аманде про мазки, положение матки, сердцебиение… А вот на то, что он делал, я глядеть не желала. Хотя, наверное, всё равно ничего не увидела бы из-за рубахи. Неожиданно в дверь постучали, и медсестра вкатила аппарат для ультразвука. Вот тогда я вся превратилась в зрение, даже ладони вспотели. Врач снова взглянул на меня длинным взглядом и предложил придвинуть мой стул к своему. Он уже смазал абсолютно плоский живот гелем и начал водить по нему датчик. На экране то появлялись непонятные очертания, то снова исчезали, и наконец после очередной манипуляции с датчиком, я увидела чёткую картинку непонятно чего. Если верить словам доктора, это была женская матка, а в ней слой плаценты и маленькое пятнышко, которое и было ребёнком. Врач развернул экран в сторону Аманды, чтобы та тоже могла увидеть, что там живёт у неё внутри.
Я уже не смотрела на экран. Наблюдать за лицом Аманды было куда интереснее. Огромные глаза, подведённые кругами бессонницы, и полуоткрытый рот — наверное, ещё минута, и тот станет размером с половину лица… Но нет, вот рот уже растянулся в глупой улыбке до самых ушей. Я закусила губу и уставилась в экран. За рассматриванием Аманды я пропустила всё, что сказал врач.
— А кто будет? — вдруг спросила я и получила в ответ ослепительную улыбку.
— Через восемь недель узнаем.
Врач протянул мне распечатанные фотографии, и я так и осталась держать их двумя пальцами, боясь смять, пока он помогал Аманде принять вертикальное положение.
— Жду вас обеих в кабинете.
Я осторожно положила распечатку в рюкзак и принялась зубами развязывать завязанный мной узел. Аманда дёргала плечами и хихикала, а потом вдруг заявила:
— Слушай, такое чувство, что ты целуешь меня…
— Сама тогда развязывай!
Я выскочила в коридор и хлопнула дверью. Медсестра, измерявшая давление очередной беременной, с удивлением воззрилась на меня. Я виновато улыбнулась и посеменила в зал. Почему я вдруг так взбесилась? Аманда ведь ничего не сделала, ничего не сказала, ничего… На диван у противоположной стены с придыханием опустилась индуска, которая, похоже, вот-вот должна была родить. И вдруг я поняла, что просто не хочу, чтобы Аманда становилась такой вот толстой, некрасивой и такой… Нет, Аманда не может стать такой, она будет другой. Не выглядела же эта английская герцогиня на беременных фотографиях уткой, ну не выглядела! И вообще, это не навсегда, а всего-то на полгода… И вдруг между мной и индуской выросла сама Аманда.
— А врач? Тебе же к нему в кабинет надо.
Я вскочила с дивана, и Аманда взяла меня за руку.
— Я уже с ним поговорила, и он сказал, что ничего страшного, что я пила. Я ведь не алкоголичка. Он даже сказал, что можно пить немного вина, если мне хочется, и ещё…
Она раскрыла пакетик.
— Там всякие брошюры про обследования, которые мне будут делать, и пробники разных витаминов для беременных. Он сказал, что они от токсикоза помогают. И мне надо кровь сдать и мочу и ещё…
— Пойдём!
Я снова начинала закипать и потому ускорила шаг, когда мы вышли из медицинского офиса в коридор и направились к лифту.
— Да, и ещё они по анализу крови посмотрят, остался ли у меня иммунитет к детским болезням. И ещё писать маслом тоже можно, но лучше акрилом и чаще проветривать комнату. Почему ты меня не слушаешь?
Мне так хотелось сказать правду — да потому что мне это не интересно, но я опустила глаза в пол и сказала:
— Я слушаю, просто… Знаешь, тут можно на новорожденных посмотреть, хочешь?
Я надеялась, что Аманда откажется, но она тут же согласно закивала, и вместо первого этажа, мы вышли на втором, в родильном отделение. Я ожидала услышать крики рожениц. Однако нас обступила гнетущая тишина, не было вообще ни одной живой души. Аманда прилипла к стеклу, за котором выстроились ряды пустых люлек.
— А где все дети? — спросила я вслух, и тут же получила ответ от медсестры, которая тихо, как тень, появилась в коридоре.
— С мамами все в палатах. А у вас кто рожает? Или уже родил? Мама?
Мы уставились на неё обе — я со злостью, Аманда с улыбкой. Вместо ответа Аманда сложила руки у себя на животе. Медсестра улыбнулась:
— Поздравляю. Наслаждайся беременностью.
Я закусила губу в ожидание комментария по поводу возраста будущей мамочки, но медсестра комментировать не собиралась или же зазвучавшая в коридоре весёлая мелодия не дала ей закончить мысль. Она опять заулыбалась, совсем по-дурацки:
— Скоро и вам отыграем.
Мы переглянулись, и она пояснила:
— Мы включаем музыку, когда малыш в первый раз кричит. Ой, девочки, отойдите.
Мимо нас прошли две медсестры. Одна катила перед собой люльку. Следом плёлся растрёпанный небритый мужик с фотоаппаратом на шее.
— Поздравляю! — крикнула ему медсестра.
Мы снова прилипли к стеклу. Медсестры сняли с младенца пелёнки и стали протирать крохотное тельце мочалочками. Папашка только успевал щёлкать затвором фотоаппарата. Аманда улыбалась. А я ловила себя на мысли, что детский крик меня раздражает.
— Послушай, как здорово он плачет, — сказала Аманда.
На миг мне показалось, что она сейчас разревётся от счастья. Будто там, за стеклом был её собственный ребёнок и её собственный… Нет, мужа у неё не будет.
— Ты ведь пойдёшь со мной на роды?
Я чуть не подпрыгнула от её слов.
— Ну пойдёшь ведь, — она глядела с мольбой. — А кто ребёнка тогда сфотографирует…
Я закатила глаза и ответила:
— Пойду, и даже на видео сниму, если тебе так хочется. Только больше я ничего делать не умею…
— Пойдём вместе на курсы, там научат…
Я снова уставилась за стекло. Малыша одели и запеленали. Он плакал. Мне тоже хотелось плакать. В голове была пустота. Во что я ввязалась?