Витторио до сиесты потратил на женские нужды больше двадцати дукатов. По старому итальянскому обычаю сиесту провел в постели с очень благодарной красавицей, потом сходил с ней покушать в хорошее место и после всего, довольный, уставший и сытый, неспешно пошел к епископу за бумагами.
Его Высокопреосвященство не сделал никаких замечаний по поводу позднего прихода. Он сам весь день занимался делами, и на последних письмах еще чернила не просохли. Витторио получил полную сумку запечатанных писем разным адресатам. Хотя бы все в Турине. Рассказал, что удалось узнать про алхимика. Получил два обещанных письма про Иеремию властям Турина. Еще записку на конюшню, звонкий мешочек на расходы, подорожную для смены лошадей и благословение.
К вечеру двадцатого, отставая от Фредерика на полдня, Витторио добрался до Тортоны. Тортона маленький городок, и слухи там распространяются мгновенно. За ужинов Витторио узнал, что вчера в «Приюте Грешника» застрелили настоящего колдуна из Генуи. В Генуе не так уж много колдунов. Он знал только одного.
Якобы некий охотник за головами из Генуи по имени Фабио Моралья с пятью генуэзскими стражниками ликвидировал опасного колдуна по приказу епископа. Не слышал ли об этом брат Витторио, недавно выехавший от епископа?
Запахло липой. Его Преосвященство совершенно точно не ссорился с алхимиком. Прямо руку на отсечение. Еще менее вероятно, чтобы епископ натравил на врага совершенно не знакомого ему Фабио Моралью, в то время, когда человек из рода Медичи не испытывает недостатка в верных браво.
Витторио так и сказал. На что ему ответили, что этого Фабио Моралью со всеми его людьми ликвидировал некий оруженосец за подделку печати епископа и беззаконное убийство. Витторио показал письма к властям Турина, и монахи полностью успокоились.
Утром Витторио заглянул на кладбище. «Магистр алхимии Иеремия Вавилонский» — гласила надпись на кресте. Рядом семь свежих могил. «Фабио Моралья», подписано на одной из них. «Луиджи Брассо» на другой. На остальных имена знакомых Витторио помощников Фабио. Алессандро, Джованни и другие. Ни на одном кресте не написано «Симон».
Витторио заинтересовался историей, копнул глубже и откопал телегу свинца и оруженосца-блондина. Можно было копать и еще глубже, но запахло не только липой, а еще и ножом в спину. Местная стража определенно получила какую-то выгоду от этого всего. По поводу таких вещей чутье разбойника в сутане не подводило.
Поэтому Витторио подумал-подумал, да и поехал дальше в Турин. Запахи липы и ножа в спину остались в Тортоне, а встречный ветер нес запах острой политической игры и неуловимый аромат золотых дукатов.
Глава 67. 21 декабря. Чтобы никого не забыть.
15 декабря Максимилиана де Круа во встречном бою в северном Парпанезе подстрелили из арбалета. Раненого доставили в Пиццигеттоне, родовое владение профранцузской семьи Тривульцио и важную французскую опорную точку на переправе через Адду.
Мальваузен проник в Пиццигеттоне под легендой врача и успешно прооперировал пациента 16 декабря.
Бонакорси принял предложение от Службы Обеспечения банковского дома Фуггеров и выполнил первое задание. Доставил в Милан Максимилиана де Круа.
Терцо, один из соучастников ограбления века в Генуе, волей случая нанялся возчиком к Максимилиану, довез телегу золота до Парпанезе, не смог вывезти ее из деревни и бежал в Пьяченцу.
Перед тем, как внимательно посмотреть на Пиццигеттоне, стоит бросить взгляд на достойного человека, оставшегося неупомянутым в Пьяченце.
Добрый сэр Энтони Маккинли получил одиннадцать ран и чуть до смерти не истек кровью. Фредерик довез его до Пьяченцы и передал в чуткие руки доктора Порденони. Во второй половине дня 16 декабря к этому же самому доктору, благодаря его репутации «лучшего в городе» стражники привели Лиса Маттео, который добровольно сдался брату Витторио.
Так получилось, что разговор между Витторио и Лисом происходил в палате через перегородку от Маккинли. Витторио на всякий случай заглянул в соседнюю комнату, тут же узнал Маккинли, вспомнил, что тот еле-еле может связать два слова по-итальянски и решил рыцаря не будить.
На самом деле, шотландец всегда говорил, что не силен в иностранных языках и не может объясниться по-итальянски. Но, находясь в языковой среде, он дошел до того уровня, когда уже мог понять собеседника, если тот говорит медленно (большая редкость для итальянцев). Но пока не до того уровня, чтобы самому составить грамотную фразу с правильным произношением.