Солдаты отстали от боевого воза и принялись регулировать движение. Бруно запел вторую песню. Генрих сидел, сгорбившись, и шепотом молился святому Христофору, покровителю путешественников и паломников.
Бруно легенду про короля Артура не знал. Поэтому спел песню про пастушку, которая искала овечку. Только заменил пастушку на короля Артура, овечку на дикого вепря, а дорогу девушка спрашивала у гребня, ножниц и бритвы. Рыцарь по-корсикански все равно не понимал, а кто понимал, не полезли бы с критикой, потому что никто не будет добровольно останавливаться на таможне, пока ему алебардой не помашут.
Максимилиан издалека услышал знакомый голос. В горах песни слышны издалека. Особенно корсиканские, которые как специально придуманы для пения в горах. Бруно предложил именно спеть, а не, допустим станцевать, сказку рассказать и фокус показать, как раз потому что петь он умел и любил. Макс, конечно, мог бы подумать, что это какой-нибудь другой корсиканец залез на перевал между Генуей и Тортоной чтобы спеть по-своему. Ага, и что сверху еще ангел на арфе аккомпанирует.
— Не лезть, — скомандовал он Книжнику и пришпорил коня.
— Что здесь происходит? — строго спросил Макс у собравшихся слушателей, — Немедленно пропустите мою телегу!
— Мессир де Круа? — повернулся к нему сидевший в кресле главный слушатель.
Народ расступился, и Максимилиан увидел Маккинли.
— Вызываю тебя на поединок! — сказал Макс быстрее, чем Маккинли успел что-то предпринять.
Решение совершенно не очевидное для всех прочих, но оптимальное для рыцаря. Маккинли теперь, конечно, мог бы сказать солдатам «взять его». И Макс не справился бы одновременно с рыцарем и солдатами. Но, во-первых, после вызова такая команда выглядела бы трусостью, а во-вторых, вызов означает, что вызывающий не намерен сбежать, и хватать его без надобности.
— Принимаю вызов, — спокойно ответил Маккинли, не вставая с кресла. Если бы противник бросал вызов не сидя в седле, а стоя, стоило бы встать в ответ.
— Перекройте движение из Генуи, — тихо приказал Маккинли солдатам. Где одна телега, там и вторая-третья. Мало ли какой обоз тянется за императорским шпионом, — А в Геную пропускайте всех.
— Чем обязан такой чести? — спросил шотландец Максимилиана, намекая на причину вызова.
— Странный вопрос. Кто повез меня сюда по заведомо ложному обвинению? — это была достойная причина для вызова. В отличие от задержания телеги.
— Ложному?
— Я что-то пропустил? Королевский финансовый контролер имеет право в Генуе кого-то заключать в темницу просто своей властью? Где суд, где хотя бы решение губернатора? Где мое право на защиту? Где мое право дать слово не покидать Геную на время судебного разбирательства? Почему этот убогий замок, а не настоящая тюрьма, куда не заключает кто попало кого попало?
— Ты еще скажи, что ты и правда не императорский шпион.
— Клянусь честью, что я не императорский шпион. И не папский шпион. А верный рыцарь короля Франции.
Макс, конечно, мог бы сказать, что он везет золото в армию короля. Но как бы он объяснил, откуда оно у него взялось? Маккинли, конечно, мог бы поверить под честное слово и не задерживать рыцаря, но задержал бы золото до выяснения обстоятельств. Обстоятельства же никак не могли выясниться в пользу Макса.
Маккинли отдал еще какие-то приказы солдатам вполголоса и повернулся к Максимилиану.
— Ты еще скажи, что ты и правда не чернокнижник.
— Во-первых, клянусь Господом, что я добрый христианин и никакой не чернокнижник, — Макс перекрестился, — Во-вторых, есть ли у тебя право задавать такие вопросы?
Маккинли задержался с ответом. Формально де Вьенн действительно проявил самоуправство. При особой необходимости верные слуги короля могут несколько злоупотребить властью и принять решение до оформления всех формальностей. Но все, что должно быть оформлено по закону, должно быть оформлено по закону, пусть и не сразу. В Генуе действительно до сих пор не было не только судебного решения, но и официального обвинения в адрес Максимилиана. Также и духовные власти не подавали в розыск и не присылали в Борго-Форнари просьбу задержать Максимилиана де Круа, если он вдруг здесь появится.
То есть, с формальной точки зрения Маккинли не имел повода препятствовать проезду де Круа с любым грузом на основании одного только голословного обвинения в шпионаже от де Вьенна. На другой чаше весов лежала репутация де Вьенна, который просто так обвинениями не бросался.
— Если брать тупо по букве закона, как живут крючкотворы, то я, наверное, не могу тебя задержать за прошлые дела, — ответил Маккинли, — Но, как комендант заставы Его Величества, я могу досмотреть груз.