В социальной психологии есть два важных понятия: власть и статус. От того, как они сочетаются в жизни человека, во многом зависит его манера общения (и образ мышления).
Существует четыре комбинации. Огромная власть – огромный статус, например, президент. Маленькая власть – огромный статус, например, известный актер. Ни власти – ни статуса, например, уборщица.
Нам интересен четвертый вариант: много власти – нет статуса, и классический пример – вахтеры. Это страшные люди, чью работу не уважают, чью должность никто не хочет занять, но при этом они обладают реальной властью. Именно они проверяют чемоданы при посадке в самолет, могут задержать – и вы никуда не полетите. Это инспекторы, секретарши, помощники, которые могут записать вас к светилу медицины на завтра, а могут на через полгода. Именно эта комбинация – «нет статуса – есть власть» – чаще всего встречается у представителей младшего медицинского персонала. Работа у них трудная, малооплачиваемая и неблагодарная, перед ними заискивают, пытаются ублажать, а они от этого только еще больше стервенеют, ибо настоящее уважение выказывается только врачам.
Но вот властью они упиваются. Могут переселить пациента в другую палату или вообще в коридор. Что им нужно – это не заискивания, а внимание и уважение. Поэтому, если вам нужно наладить отношения с кем-то из представителей «вахтерского» подвида, например заскочить в супермаркет перед самым закрытием, договорившись с охранником, то бесполезно его пугать, угрожать ему. Апеллировать нужно к человеческому в человеке, выражать интерес к нему лично, выказывать уважение и симпатию. Желательно искренне. Например, сказать медсестре ночной смены: «Как я люблю, когда именно вы приходите, с вами всегда все четко организовано!»
Этот совет поможет на уровне общения, но серьезную проблему «дедовщины» со стороны младшего персонала нужно решать на совершенно другом уровне.
У автора не было послеродовой депрессии, она радовалась общению с новорожденным сыном – и это светлый момент среди довольно грустных впечатлений о родах. Но гораздо страшней воспоминания о первой больнице, где медсестра сказала про «мозги с пола соскребать». Это ужасно, но, как и двадцать лет назад, к сожалению, остается «нормальным» явлением в медучреждениях.
Полноценная одиночка
(детство, 2+)
Ему два года
У меня есть мальчик. Он мой сын, но я почему-то стесняюсь применять это слово к моим отношениям с ним. У меня есть мальчик, и мне он кажется самым хорошим. Когда он спит, у меня появляется время на любовь к нему. Особенно я люблю смотреть на него в тех случаях, когда перед сном мне удается отмыть его ноги и руки как полагается, практически до первоначального состояния. Факт, что я видела, какими они были в самом первоначальном состоянии, меня до сих пор удивляет. Я смотрю на него и знаю, что в семь утра он придет досыпать на мою подушку, в восемь вскочит, и я скажу с надеждой: «Еще поспим?» – и он очень бодро скажет: «Неть».
Мой мальчик плачет, когда я прошу его доесть. Сядет и сидит, если я говорю, что надо снять пижаму. Или просто рисует, когда я опаздываю. И я его тяну, обуваю, он орет… Дети такие ранимые. Опытные бабушки говорят: «Что ты к нему пристала со своей едой? Почему ты не разрешаешь ему ходить по лужам? Зачем ты заставляешь его пи́сать? Ты его подавляешь!» Я подавляю? Я не хочу, чтоб он сидя засыпал от усталости и ходил сопливый после радостного купания в луже. Но детская несложившаяся личность, ее так легко поломать. Детская психика, она такая неровная.
Я разговариваю с ним, как со взрослым, и когда он бежит ко мне в слезах за утешением, я с трудом подавляю в себе желание обернуться. И все жду, что за моей спиной появится женщина – спокойная, благополучная, уже заслужившая его. Я делаю его жизнь невыносимой, но он ничего, держится, сохраняя активную жизненную позицию и отрываясь на бабушках.
Все вместе здорово усиливает ощущение, что я не заслуживаю такого мальчика. Но мне кажется, скоро я сделаю что-то, что даст мне возможность оправдать свою нынешнюю несостоятельность, стать умницей и ощутить права на все, что дано мне авансом. А пока я не могу дать ему себя, у меня просто нет этого с собой.
В традиционной семье ответственность за ребенка делится на двоих – муж отвечает за защиту, жена за заботу. Но самостоятельным мамам (не люблю выражение «мать-одиночка») разделить ответственность не с кем, им приходится брать на себя и заботу, и защиту. В этот момент женщина попадает в психологическую ловушку. То есть, с одной стороны, ей нужно быть мягкой, понимающей, и когда сын бежит к ней за утешением, как в этом эпизоде, нежно обнимать и целовать его. А с другой стороны, она должна быть для него надежной опорой – сильной и уверенной.