Выбрать главу

Относительно недавно послеродовая депрессия стала официальным диагнозом, специалисты знают, как с ней работать, существуют четкие представления о том, как ее лечить. Но сложно что-то советовать, когда ко всем трудностям материнства добавляется травма от профессионального медицинского цинизма. Он приобретается в первые же годы работы, с годами усиливается и, видимо, нужен как защита от ежедневных столкновений с человеческой болью. Далеко не все медики любят свое дело, пациентов тем более, но остаются в профессии, и это превращается в пытку для всех.

Многие русскоязычные мамы рассказывают, что их материнство началось с травмы, вспоминают, как одиноко чувствовали себя во время родов. Мало того что им было больно, но они почти не понимали, что происходит. И случай нашей героини – далеко не самый тяжелый.

Когда человек испытывает сильную боль, ему жизненно необходима иллюзия контроля. Ему важно понимать, от чего эта боль, сколько она будет длиться, возрастет ли ее интенсивность и вообще – нормально ли это все? Кто-то обязательно должен быть рядом, объяснять, подбадривать, говорить, что делать, держать за руку, наконец! Поэтому я советую добиваться присутствия близкого человека при родах.

Новые мамазонки

В детстве я завидовала даже своей беременной кошке. И не хотела быть ни учительницей, ни космонавтом. Я всегда хотела детей. Наташа Ростова хотя бы в юности была полным романтики мечтательным созданием и только к концу «Войны и мира» в результате сложной эволюции превратилась в машину для родов. А я с детства тупо хотела быть такой машиной.

До определенного момента ближе к тридцати я вообще не понимала, для чего еще нужны мужчины. Особенно любимые. Будучи устроенной так элементарно, я миновала любовные метания, подобные тем, что описаны Толстым в нескольких томах. Если мужчина не собирался размножаться, для меня было очевидно, что продолжать с ним отношения не имеет смысла.

В этом не было ничего от волевого «принятия решения». Объяснялось все до животного просто: как человек не прыгает в пропасть, так я не прыгала в бесплодные отношения с мужчинами. Когда героини фильмов и книг шептали возлюбленным «желанный мой», мне казалось, что они что-то мудрят и усложняют. Как мужчина может быть желанным сам по себе?

И конечно, я с благоговением относилась к рожавшим женщинам. Они казались мне причастившимися какой-то великой тайны. Тайны гораздо более значительной, чем все загадки всех мадридских дворов, описанные дюмами, радзинскими и джеймсами хейдли чейзами. Роддом казался мне землей обетованной, храмом, желанной целью жизненного путешествия. И когда я забеременела, то думала только: «Не может быть». И когда оказалось, что может, – была счастлива. И, по-моему, это нормально. Проще, чем находить счастье в творчестве или, там, в труде, но все же сложнее, чем осчастливливаться покупкой лаковых сапог.

Наверное, похоже на историю болезни. Понимаете, теперь мне кажется, что я одна такая конченая идиотка. Что у всех все проходит приземленней и спокойней. Что в процессе рожания и воспитания ребенка нет великого предназначения, а смысла – чуть, во всяком случае, не больше, чем у кошки, то есть – в продолжении рода.

Анна Быкова

Хотеть в первую очередь детей – вполне объяснимая биологическая программа. Изначально брак служил именно этой задаче. И успешность брака оценивалась по тому, сколько родилось детей, сколько из них выжили и стали полезными членами общества. Желание прежде всего отношений табуировалось. Нормой было, когда молодожены впервые видели друг друга на свадьбе. Жениха подбирали родители исходя из предположений о его способности прокормить семью. Невесту выбирали исходя из предположений о состоянии здоровья – сможет ли она рожать здоровых детей. А вот про психологический комфорт в отношениях стали задумываться относительно недавно, когда брак перестал быть обязательным условием выживания и продолжения рода.

Хотеть детей, когда сама еще ребенок, – это, я бы сказала, социокультурная норма. Помимо сильных биологических программ, есть еще воспитание. С детского сада девочке говорят, что она будущая мама. Первая ее игрушка – пупс, которого она укачивает, подражая маме. Сюжетно-ролевые игры девочек в моем детстве часто ограничивались играми в дочки-матери, и уже в эту игру органично вплетались игры в магазин, школу и больницу. Подавляя протест девочки против колючих рейтуз осенью, мамы говорили: «Одевайся теплее, тебе еще рожать!» Вряд ли кто-то говорил: «Сбереги свое здоровье для науки». Если со всех сторон транслируются в явном или не явном виде установки о «главном предназначении женщины», то это легко становится частью представлений о себе.