* * *
Когда всё идёт слишком гладко, так и ждешь какого-нибудь подвоха. А если подвоха и нет, то начинаешь искать его сам.
Трудно сказать, что именно меня грызло. Чего я хотел от него, чего ждал? Может, каких-то особых выражений чувств, какого-то знака, что я так же нужен ему, как и он мне, что наши отношения играют в его жизни такую же важную роль, как и в моей? Как бы то ни было, желаемого я не получал. А попросить об этом не мог – о таком не просят.
Трещина образовалась, когда в одну из моих смен Танюша спросила, надолго ли уехал Игорь Андреевич. Уехал? А я даже не знал об этом… Можно было бы позвонить ему, у меня ведь был номер его мобильника. Но какой в этом смысл, если он сам не захотел поставить меня в известность о своем отъезде?
… Игорь вернулся через пять дней. Долгих пять дней.
- Куда ты ездил? – спросил я, когда мы остались наедине.
- В Москву. По делам, – как всегда, коротко ответил он.
Выглядел он жутко уставшим, поэтому я решил засунуть свои упреки… подальше, в общем.
- Какие-то трудности? – осторожно поинтересовался я.
- Были. Но сейчас всё улажено.
- Ты мог бы рассказать мне…
- Не мог, - в его голосе прозвучало раздражение. – Послушай, Костя, давай решим раз и навсегда: у тебя своя работа, у меня – своя. И не надо примешивать сюда личные отношения.
Вот так. Коротко и ясно. Сталь в голосе, сталь в глазах…
- Ну, ладно, ладно, не дуйся, как девчонка, - взгляд его, наконец, потеплел. Он мягко потянул меня к себе на колени. – Иди сюда, котенок.
Котя… Котенок… Ненавижу эти ласкательные прозвища!
… Словно пытаясь сгладить впечатление от своих слов, ночью он был непривычно нежным и ласковым, трудился надо мной так, что я кончил уже от одних только предварительных ласк. Но всё это только усиливало мою обиду. Меня утешали конфеткой, как глупого ребенка. Зачем? Он ведь уже дал понять, расставил все точки – кто я и кто он. Меня пригрели, облагодетельствовали, и я должен знать своё место. Кого интересует, что это место меня не устраивает? Что роль мальчика, греющего постель, больно ранит моё самолюбие?
Всё осталось по-прежнему, но мутный осадок на дне только и ждал момента, когда можно будет всплыть на поверхность грязными хлопьями.
И момент этот наступил, когда мне предложили работу по будущей специальности, с хорошей перспективой. Я согласился почти сразу – да, я мечтал о карьере и не собирался всю жизнь охранником работать. Перевод я оформил быстро. Игорю ничего не сказал – сам всё узнает, если захочет. И найти он меня сможет в любой момент – мой номер телефона и адрес ему известны. Всё правильно: у каждого – своя жизнь.
Если честно, я ждал, что он сразу же найдет меня, позвонит, потребует объяснений. Но ничего этого не было. Ни на следующий день, ни через неделю, ни через месяц… Я становился нервным и издерганным, едва не завалил дипломную работу. И всё ждал, ждал… Однажды напился в одиночестве – впервые за всю жизнь. И радовался этому своему пьяному одиночеству, что никто не видит, как я раскис и расплакался по-бабьи. Потому, что, наверное, только сейчас смог признаться себе, что люблю его, что не могу без него, хоть ему это, может, и не важно вовсе... И никому больше не могу об этом сказать, даже ему не могу… тем более, ему, потому что боюсь увидеть в ответ холодный стальной взгляд, который разрежет меня на кусочки…
Мама допытывалась, что со мной происходит. Сказал, что это всё от усталости. А что ещё я мог ей сказать? Что до смерти влюблен в своего бывшего хозяина? Хотя, почему бывшего? Он и сейчас не отпускал меня… Отпустит ли когда-нибудь?
* * *
Его машина стояла у моего подъезда, как раз, когда я возвращался после защиты диплома – успешной защиты. Он просто открыл дверцу и предложил сесть. Наверное, надо было сказать: «Нет!» или просто гордо пройти мимо. Но моя гордость приказала долго жить, когда я снова увидел его. И я сел.
- Давно не виделись, - сказал он так, будто прошла пара дней, а не полгода.
- Да, - сказал я.
- Ты скучал по мне хоть немного? – вопрос звучал равнодушно, но равнодушие это было напускное, фальшивое – я чувствовал это каждой клеточкой тела.
- Да, - сказал я, и это короткое спокойное «да» тоже было напускным и фальшивым, потому что, на самом деле, мне хотелось заорать во всё горло: «Скучал?! Да мне дышать без тебя трудно! Неужели не чувствуешь?!»
Почувствовал, наверное. Он долго молчал. Потом сказал тихо, почти шепотом:
- Костя, я долго думал… Я хочу предложить тебе переехать ко мне.
- Что? – и опять я выглядел полным идиотом, но теперь меня это не смущало. Переехать к нему? Жить с ним? Вместе?!
- Я не хочу притворяться, Костя, - продолжал он. – Я не знаю, любовь ли это… Но ты нужен мне, я просто хочу, чтобы ты был рядом…
Я вдруг подумал: как же тяжело ему, наверное, дались эти слова? Ему, не привыкшему показывать свои чувства… Считающему откровенность синонимом слабости и уязвимости… Я нужен ему. Нужен!
- Да, - сказал я. И повторил ему в самое ухо, прижавшись к нему всем телом, - Да!
… Я не знаю, что будет дальше. Не хочу заглядывать далеко. Жить надо сегодняшним днем, и день этот принадлежит нам. И ночь тоже. И следующий день, и следующая ночь…
- Котенок, поедем куда-нибудь, отметим твой диплом?
Обожаю, когда он называет меня «котенок».