Николай вдруг осознал, как хрупка и случайна та грань, которая отделяет «быть» от «не быть», и стоит ли держаться за условности типа «должен», «не должен». Он никому ничего не должен. Его может смыть цунами, он может рухнуть вместе с самолетом и просто заболеть и умереть.
Мужчины в России умирают рано.
Николай приехал в загородный дом.
Его не ждали и обрадовались. Был воскресный день. Старшая дочка с мужем Ромой и ребенком приехали на уик-энд.
Лена сама приготовила обед. Она умела прекрасно готовить, когда хотела. Но она не хотела. Последние годы она не хотела вообще ничего, ей нравилось быть несчастной.
– А где Анжела? – спросил Николай.
– Я ее уволила, – коротко сказала жена.
– Верни обратно, – приказал Николай.
– Обойдешься...
– Тогда я увольняю себя, – сказал Николай и отодвинул тарелку.
– Как это? – оторопела старшая дочка.
Дочка тоже была Лена. Когда-то Николаю нравилось только это имя, и он не хотел слышать другого.
– Я ухожу, – произнес Николай. – Я устал.
– Ты только что отдыхал, – заметила старшая дочь.
Елена не участвовала в разговоре, как будто ее это не касалось.
– Я хочу жить один, – объявил Николай.
– Что вдруг? – удивился зять.
– Не вдруг. Я шел к этому давно.
– Давно, усталый раб, замыслил я побег... – вставила старшая дочь.
– У меня есть только работа и деньги, – проговорил Николай.
– Это очень много, – заметил зять.
– Ты хочешь жениться? – допытывалась дочь.
– Ни в коем случае. Я просто хочу жить один. И все!
Николай вдруг заплакал с открытым лицом. У него дрожал подбородок. Рот был горестно искривлен.
Младшей дочке стало его жалко.
– Мама, пусть он уходит, – заступилась она. – Папочка, иди...
– А где ты будешь жить? – спросила старшая дочь.
– На Белорусском вокзале, – хмуро сказал зять.
Николай встал и пошел, продолжая плакать.
Как сказано в Библии: «Исшед, плакася горько». Эти слова относили к Петру, который предал Христа.
Николай жил один в городской квартире и мучился угрызениями совести. Эти угрызения грызли как живое существо.
Если бы жена устроила истерику, выкрикивала упреки и оскорбления и даже дралась, кидала в него тяжелыми предметами, Николаю было бы легче. Выплеск агрессии. Но она не сказала ни слова. Не подходила к телефону. Полное презрение.
Николая это мучило. Он дозванивался старшей дочери, пытался выяснить обстановку, но она разговаривала с легким презрением:
– Это твой выбор. Ты хотел свободы, так лети... Оларе – о-о...
Была такая модная итальянская песенка: «Оларе о-о, кантаре о-о-о-о».
Это значило: лечу, пою.
Лена-маленькая быстро прекращала разговор. Она держала сторону матери.
«Вот теперь оларе и кантаре, – думал Николай, слушая короткие гудки. – Сволочи...»
Кто именно сволочи – было неясно: эсерка, или семья, или все вместе. А может, Илья Охриц, который нагло лез в его бизнес. Нарывался.
Николай пил каждый день.
Приходил на работу, запирался и тоже пил. Голова становилась гулкая, как пивной котел. Работа не двигалась. Деньги не работали.
Свобода стоила дорого.
Эсерка победно сверкала очками в дешевой оправе. Проводила свою программу в жизнь.
– Не вздумайте опять жениться, – провозглашала эсерка. – Жена нужна, чтобы родить детей. А дети у вас есть. Значит, нужна не жена, а любовница. Нужны качественные оргазмы, вдохновенные полеты. Женщины имеют тенденцию надоедать. Надоела – поменяете. Плавайте по жизни, как рыба вокруг скалы. А когда все надоест – укрыться в тихом омуте и встретить старость. Старость – тоже хорошее время. «У природы нет плохой погоды...»
Николай ужинал в ресторанах. Возвращался в пустое жилище. Иногда его сопровождала спутница. Проституток он не любил, предпочитал порядочных женщин. Но с порядочными – неудобство: их не выгонишь сразу. Приходится терпеть долго. До утра.
Николай бывал рад два раза: когда они приходили и когда уходили.
Однажды Николай ехал на машине и увидел Анжелу, идущую по тротуару. Он подъехал. Это была не Анжела. Просто похожа.
Николай ложился поздно. По ночам любил смотреть кино.
Он смотрел американское кино. Американское кино бывает хорошее и плохое. В обоих случаях американцы достигают совершенства. Если хорошее – то почти шедевр. Ничего лишнего. А если плохое – то полное говно.
В этот раз шел мастерски сколоченный боевик. В главной роли – молодая блондинка, копия Анжелы. Те же летучие руки, длинная шейка юного лебедя. Где ты, Анжела?
Николай вспомнил, что встретил ее у композитора Игоря Макарова. Он нашел в своем мобильном телефон Игоря и спросил:
– Ты не знаешь, как найти Анжелу?
– Какую еще Анжелу? – не вспомнил Игорь.
– Ту девочку, которая заказала тебе песню.
– А... Плацинду? Сейчас...
Игорь продиктовал телефон Киры Сергеевны. Семь цифр. Все очень быстро и очень просто. Элементарно.
Николай положил трубку и набрал заветные семь цифр. Отозвался женский продвинутый голос. Николай умел по голосу определять – с кем имеет дело. Голос говорит о многом: о возрасте, об уме и даже о характере.
– Я слушаю, – сказала Кира Сергеевна.
– Простите, можно попросить Анжелу? – заискивающе спросил Николай.
– А кто ее спрашивает? – удивилась Кира Сергеевна.
– Николай Петрович Ильин, – представился Николай.
– А что вы хотите? – въедливо спросила Кира Сергеевна.
– По личному вопросу.
– По какому?
Николаю захотелось сказать: «Пошла в жопу», но это было бы невежливо.
– Передайте Анжеле, что я звонил. До свидания.
Кира Сергеевна положила трубку. Сказала мужу:
– Звонил банкир.
– Какой еще банкир? – не понял Иннокентий.
– Бывший хозяин. Он хочет сделать ее своей любовницей.
– Так и сказал?
– Что он, дурак? Он ничего не сказал, но я чувствую...
– А сколько ему дет? – спросил Иннокентий.
– Его жене пятьдесят, значит, ему столько же. Они ровесники.
– Зачем Анжеле старик? – удивился Иннокентий.
– А какая польза от молодых? Напорется на какого-нибудь мерзавца. Он ей всю душу вымотает и СПИДом заразит.
– Что ты такое говоришь? Она же не проститутка, – оскорбился Иннокентий.
– А ты думаешь, порядочные не болеют? Пусть у нее будет постоянный взрослый партнер. Он ее поддержит материально. Она встанет на ноги, укрепится, тогда можно будет жениться по любви.
– Выйти замуж, – поправил Иннокентий.
– Это одно и то же.
– Твоя позиция имеет резон, но она цинична, – заметил Иннокентий. – Все равно это продажа. Она продаст себя за деньги.
– А сейчас она, по-твоему, что делает? Работает по найму. Продает себя за копейки. Сколько надо работать, чтобы накопить нужную сумму?
– Нужную для чего? – не понял Иннокентий.
– Для раскрутки. Она же певицей хочет быть.
– Но если человек талантливый, зачем платить?
– А кто узнает про ее талант? Будет петь в кругу семьи. Чтобы выбиться, нужен спонсор.
– Ты бы согласилась на спонсора? – спросил Иннокентий.
– Кто меня купит...
– Ну а в молодости?
– Черт его знает... – Кира Сергеевна задумалась. – Мы с тобой заработали квартиру в блочном доме, дачу на шести сотках, машину «Жигули», и на это ушло тридцать лет. Тридцать лет мы ишачили на этот убогий мизер, а тут приходят и все дают.
– Ты же не только ишачила, – возразил Иннокентий. – Ты любила работу, любила своих авторов, делала судьбы. Ты состоялась как личность.
– Да ладно... – Кира Сергеевна махнула рукой.
Она знала: мужья делятся на две категории – никчемушники и кошельки. Никчемушники садятся на шею и едут. И ты везешь за двоих. Это тяжело.