Ресторан был с каменным полом. Почти пустой. Гулкий, как вокзал.
Подошел молодой негр и спросил на чисто русском языке, какое они хотят вино. Николай назвал. Негр кивнул головой.
– А вы в Москве живете? – спросила Анжела.
– В Мытищах, – уточнил негр.
– С ума сойти, – тихо подивилась Анжела.
Негр отошел.
Официантка принесла зеленое масло и хрустящий хлеб.
– Не перебивай аппетит, – посоветовал Николай.
– А тогда зачем принесли? – не поняла Анжела.
Она смотрела на Николая. Без жены он был другой, моложе, привлекательнее. Он был сам по себе, и это его украшало. Но все-таки Анжела годилась ему в дочки. Почти во внучки. Папашка. Начинающий дедок.
Негр принес бутылку. Разлил по фужерам. Николай попробовал, подержал во рту. Потом одобрительно кивнул. Это был целый ритуал.
Анжела тоже попробовала. Кислятина и больше ничего. С удовольствием бы выплюнула, но постеснялась.
Негр оставил бутылку и отошел.
– Я хочу тебя вернуть, – произнес Николай вместо тоста.
– Нет! – отрезала Анжела. – С Еленой Михайловной я работать не буду. Она врунья. Врет и не краснеет.
– Елена Михайловна ни при чем. Я приглашаю тебя в московскую квартиру.
– А она знает?
– Это ее не касается. Мы живем на разных территориях.
«Все везде одинаково», – подумала Анжела. Ее родители тоже жили на разных территориях.
– А что делать? – поинтересовалась Анжела.
– Все то же самое. Готовить, убирать.
– А выходной полагается?
– Если захочешь.
– С проживанием или вечером уходить?
– Как захочешь.
– А какая зарплата?
– Сколько скажешь… – Николай улыбнулся.
Он сидел расслабленный и счастливый. Самое время торговаться. Но Анжеле было неловко.
– Ну не знаю… Все-таки вы один. Нагрузка меньше…
– Я не один. С тобой, – поправил Николай.
– Приставать будете? – спохватилась Анжела.
– Как захочешь…
Сказка просто. Как будто ее приглашали не в Золушки, а в принцессы.
Появились музыканты. Трое парней. Один на клавишных, другой – на ударных, третий – гитара.
Гитарист был тот самый, со скульптурным ртом. Именно его видела она у продюсера. Значит, с продюсером ничего не получилось, – догадалась Анжела. На раскрутку денег нет. А в ресторане можно и без раскрутки.
Анжела подошла к музыкантам. Смотрела и слушала.
Ребята были молодые, профессиональные. Они не обращали внимания на Анжелу, делали свое дело.
Гитарист держал гитару в опущенных руках, настраивал, склонив голову. Анжеле стало его почему-то жалко.
Из глаз Анжелы потянулись и задрожали лучи. Но гитарист не видел и не чувствовал. Он стал играть, кидая руку на струны, прикрыв глаза. Чуть покачивался, будто медитировал.
Ударник подключился. Солист – тот, что на клавишных, – запел. Пел он спокойно, как бы для себя.
К Николаю подошла официантка. Принесла горячее.
Надо было возвращаться.
Анжела поселилась в городской квартире Николая.
Она никогда не ступила бы на территорию Лены, но Анжела обиделась. Лена выгнала ее с позором, обвинив в воровстве. Как будто нельзя было честно сказать: я ревную. Анжела бы поняла и ушла сама. Но Лене захотелось ее унизить и растоптать, размазать по стене. Дескать, Анжела – не самостоятельная гордая личность, а воровка и плебейка, дочь алкашки из глубокой провинции.
Пусть так. Но от Анжелы исходит запах цветения, и все пчелы летят на это благоухание. А от Лены веет унынием и увяданием. Ее можно просто пожалеть, а на жалости далеко не уедешь. Далеко ехать можно только на страсти. Может, не далеко, но быстро.
Весть о том, что Николай ушел из семьи, распространилась очень быстро. Освободился богатый, не старый мужик, без вредных привычек, в расцвете сил.
За ним началась буквально охота. Звонки, приглашения, прямые предложения. Молодые интеллигентные женщины протягивали себя, как таблетку на ладони. Оставалось только положить на язык и запить водой. Но Николаю не нужны были зрелые, состоявшиеся, опытные, пусть даже при всех достоинствах и регалиях. Ему нужна была Анжела – женщина-ребенок, воспринимающая мир бесхитростно и доверчиво.
Она спала рядом с ним тихо, как зверек. Ее дыхание было легким и чистым. Он засыпал с ней лицо в лицо. И ему снились сны такие же легкие и чистые.
Под утро она просыпалась, будила малая нужда. Она шла в утреннем свете – совершенно голая, с маленькой и нежной грудью, тонкими лодыжками и запястьями, с круглой попкой, такой совершенной, что жалко прятать. Николай испытывал к ней отцовскую нежность и мужскую страсть. И никогда он не был так силен и хорош, даже в молодости. А может, ему так казалось. И еще казалось: так будет всегда. Он хозяин жизни, и все зависит только от него.