Лавируя между множеством машин, припаркованных возле дома, я слышу смех и музыку, а ноздри щекочет запах барбекю, долетающий из-за ограды. На прошлое Адино сборище я ничего не принесла к столу и нарвалась на ехидный комментарий сестры насчет гостевого этикета. Поэтому вчера полночи проторчала на кухне, чтобы приготовить крамбл с сезонными фруктами.
Неловко прижимая к боку стеклянную посудину с десертом, я берусь за латунное кольцо массивного дверного молотка и, постучав, жду, переминаясь с ноги на ногу. Волноваться глупо – я знаю всех, кто сегодня собирается у Ады, – но встречаться с семьей мне тяжко. Родители так и не согласились с моим решением оставить карьеру маркетолога. С их точки зрения, бросать все ради писательской стези безрассудно и безответственно. Они не понимают, что заполучить в свое распоряжение агента, особенно такого мастера своего дела, как Лара, – все равно что приручить единорога.
Парадная дверь распахивается, и меня встречает Итан с бокалом красного в руке.
– Элоди! – радостно восклицает он. – Заходи скорее, заходи и присоединяйся к вечеринке!
Мужа моей сестры обожает вся семья, и, хотя мы с ним ладим, я все равно чувствую себя кошкой, которую всучили заядлому собачнику.
Итан провожает меня к двери, ведущей в сад, и на секунду я останавливаюсь, оглядываясь по сторонам. Моя сестра никогда ничего не делает наполовину. Передо мной возвышаются два шелковых шатра, украшенных флажками и электрогирляндами, на деревьях висят бумажные украшения, легонько покачиваясь на летнем ветру; слева – ряд деревянных столов, где сырные тарелки и разноцветные миски с салатами теснятся рядом с десертами, а справа шипит и щелкает мясо на гриле. Я несу свой крамбл мимо красиво расставленных пирожных «Павлова» и бисквитов королевы Виктории, попутно замечая, что изгородь успели перекрасить в темно-синий, а летний домик – в дымчато-розовый. В общем, вечеринка образцово-показательная: красивые и дорогие люди среди красивых и дорогих вещей.
Едва успев взять бокал, я замечаю родителей: они сидят вместе на качелях. В том, как папа с мамой смотрят друг на друга, чувствуется близость, какая возникает между людьми после тридцати пяти лет брака. Папа легонько обнимает маму за плечи, другой рукой держа бутылку с сидром, а мама расслабленно прижалась к нему, потягивая вино. Он что‐то шепчет ей, слегка прищуриваясь, и она краснеет и с шутливой укоризной легонько шлепает его по коленке. Лет в тринадцать я бы похихикала над ними, но в свои двадцать восемь уже немного завидую. Я тоже хочу таких отношений – спокойных и крепких. Может, у меня такие и были бы, думаю я, впервые за долгое время вспоминая о Ноа. О том, как его руки бережно раздвигали мне ноги, пока он шептал на ухо слова любви в кровати отеля в Копенгагене, куда неожиданно увез меня на выходные. И о том, как он лежал, такой неподвижный, на больничной койке, весь опутанный трубками капельниц и проводами датчиков, едва дыша из-за боли в сломанных ребрах.
Затолкав воспоминания как можно глубже, я снова оглядываюсь на родителей; мама вся сияет, да и папа тоже, но вовсе не из-за моего появления. Это Ада вызывает у них такую гордость. Сестрицу окружает компания женщин, которых словно на одном заводе собирали: одни и те же длинные платья с цветочным узором, высокие каблуки и волосы чуть выше плеч, уложенные теми самыми «небрежными» пляжными локонами, на создание которых обычно уходит не меньше часа. Ада запрокидывает голову и смеется. Неизменная королева бала.
Наше с ней родство очевидно для всех, даже мама путается, глядя на наши детские фотографии. У нас одинаковые резкие скулы, крепкие подбородки и длинные ресницы, но у меня губы более пухлые. Однако у Ады глаза серые, а у меня – зеленые, и цвет волос слегка различается: ее оттенок ближе к карамельному, а мой – к медовому. Ада старше меня на четыре года и повыше на треть головы. Правда, аттестат о полном среднем образовании она в свое время так и не получила, да и в университет не пошла, но это не помешало ей удачно выйти замуж и заиметь роскошный дом, новенькую машину и супруга словно с журнальной обложки. Мне же родители прочили два пути: либо университет, а затем карьера и насыщенная жизнь в центре, либо брак, ипотека и дети. Я пошла по первому пути, но затем отклонилась от него, и теперь родители воспринимали меня как некий сломавшийся механизм, нуждающийся в починке. В то время как способность моей сестры подцепить правильного мужика всячески восхвалялась, все мои достижения ценились не выше поломанных безделушек, найденных на дне мусорного бака. Что ж, если полки магазинов украсит книга с моим именем на обложке, возможно, мама с папой начнут смотреть на меня так же, как сейчас смотрят на Аду.