Четверо обстреливали приближающихся фашистов через узкие щели из пулемётов с водяным охлаждением. Пятый управлял перископом в центре бетонного куба площадью 20 квадратных метров. Целиться самим было невозможно, и наводчик (возможно, даже наводчица!) отдавал приказ, какой из четырёх пулемётов должен стрелять. Немцы захватывали доты через их единственное слабое место – отверстие для перископа. Они пробирались к доту, с немалыми потерями достигали крыши, срывали стальную крышку выдвижного перископа и бросали в отверстие гранату или две. Лишённый «зрения» дот штурмовали и захватывали. Перед одним из таких бункеров группа Павла установила информационные стенды из тентовой ткани. На них по-русски и по-украински описаны военно-технические особенности объекта и размещены фотографии немецких солдат, которые Павел или кто-то из его группы скачал из интернета. На одном из снимков изображены солдаты вермахта из 71-й пехотной дивизии: они позируют фотографу у дота, перед которым прямо сейчас стоит наша группа. Дот на снимке сильно повреждён с нескольких сторон, дверь вырвана, а в пяти метрах перед входом лежит распластанное тело красноармейца. Три немецких солдата улыбаются в камеру.
Сегодня дот находится на территории одного из пригородных посёлков хрущёвской эпохи в обрамлении десятка выстроенных по единому плану двухэтажных домов на несколько семей, теперь полуразрушенных. Совсем рядом детская площадка с горкой и качелями. На скамейке сидят местные старики и наблюдают за происходящим в доте и вокруг него. В конце экскурсии, которую Павел пересыпает многочисленными подробностями из военной истории, пожилой мужчина, вероятно, тоже из группы Павла, поёт под аккордеон песни советского прошлого и собственного сочинения.
Теперь я точно испытываю смешанные чувства относительно характера экскурсии. Я спрашиваю себя, каковы, в сущности, цели и убеждения этих историков-любителей – исторические постройки вроде дотов, ностальгические песни, технические данные об огневой мощи пулемётов и далее по списку? Но чего я, собственно, жду от такого сообщества здесь, в Киеве, городе, на въезде в который стоит стела с надписью «Город-герой»? С другой стороны, разве не были героями те мужчины и женщины, что служили в Красной армии и освобождали Европу от фашизма?
Участники группы ни в коем случае не говорят ничего плохого о немецких солдатах: совершённые зверства – Бабий Яр или резня в Житомире (и это если вспоминать только самые масштабные преступления немецких солдат под Киевом) – не упоминаются вовсе. Меня как представителя немецкой стороны (которым я, несомненно, являюсь, нравится мне это или нет) никто ни в чём не обвиняет. Совсем наоборот: люди, окружающие Павла, восхищаются солдатами Второй мировой войны. Восхищение распространяется не только на своих, но и на немцев, и это несмотря на то, что военнослужащие вермахта и члены спецподразделений самым жестоким образом уничтожили несколько сотен тысяч мирных жителей. Как мне кажется, в основе этого восхищения лежат представления о мужественности: были времена, когда мужчина ещё мог быть мужчиной, были вещи, ради которых стоило убивать и умирать. Сегодняшняя эпоха с её размытыми границами и двусмысленностями подавляет, они тоскуют по прежним временам, на их взгляд, более простым.
Мы едем дальше, к последнему доту нашей семинарской экскурсии. В лесу, примерно в километре от трассы, находится ещё один бункер – с длинным подземным коридором под искусственным холмом. Самодельный указатель на дот № 179 вандалы сбросили в канаву. Я фотографирую его: на одной стрелке написано «Дот № 179», на другой, указывающей в противоположном направлении, – «К линии фронта». Мы идём к поляне, и уже издали я замечаю людей в нетипичной одежде, стоящих перед входом в бункер. Мои подозрения подтверждаются, когда я подхожу ближе и вижу двух солдат – советского и немецкого – в оригинальной военной форме, с оружием тех времён. Они, смеясь, приветствуют нас и приглашают сделать групповое фото. Снимок на память предполагает рукопожатие, я протягиваю руку только человеку, одетому в советскую форму, и произношу: «Я не подаю руки фашистам», моё заявление остаётся без комментариев.
Теперь нужно пройти по подземному коридору. Павел объясняет нам, что они регулярно проводят такие экскурсии для школьников. Чтобы продемонстрировать, как невыносимо грохотало в бункере во время войны, делают несколько выстрелов холостыми патронами. Перед стрельбой мы получаем совет – держать рот открытым, чтобы ударная волна была менее опасна. Я объясняю, что и без того страдаю от шума в ушах (это чистая правда), и, поблагодарив, отказываюсь от этой части экскурсии. Однако быстро становится ясно, что такое поведение неприемлемо. Так что я следую за группой вглубь тёмного лабиринта туннелей, затыкая уши пальцами и слегка приседая. В какой-то момент человек в форме красноармейца стреляет. От взрывной волны моя рубашка трепещет, кто-то из группы кричит. «Что за бред», – думаю я, когда снова вдыхаю свежий лесной воздух.