Мне очень хочется как можно скорее покинуть территорию военных игр, я ссылаюсь на то, что время уже позднее, а завтра рано вставать. Напрасно: я единственный в группе, кто хочет уйти. Тем временем экскурсия, возглавляемая нацистом и красноармейцем, перемещается за искусственный холм. Реконструкторы выходного дня спаяли из найденных гильз разного калибра скульптуру, теперь этот неуклюжий, бесформенный объект, покрытый чёрным лаком, стоит на трассе. «Это искусство или можно выбросить?» – шепчу я Елене по-русски. Она не понимает моего юмора. Снова время петь, старик опять достает аккордеон, юная опрятная провинциальная красавица протягивает ему ноты и текст. Мои коллеги наслаждаются вечерним солнцем и ностальгическим пением. После можно сфотографироваться. Мне предлагают сделать это первым, я отказываюсь.
Алексей – коренастый мужчина лет 35 в тесноватой серой футболке поло, на его лбу проступает пот. Мы садимся в японский автомобиль среднего класса, выезжаем из двора Елены и сворачиваем на главную дорогу. Я оказываюсь на заднем сиденье, Елена впереди, что освобождает меня от необходимости вести с Алексеем утомительные разговоры на русском. В программе сегодняшней субботы два места, связанные с Карлом, – Ирпень, за это время ставший почти частью Киева, и Житомир, находящийся в 120 километрах к западу от украинской столицы.
«Позиционная война под Киевом (Дачи Ирпень) с 14.09 по 30.09.41. После – назад в Бердичев (50 к.м.) Там мы находились с 2.10.41 до 5.10.41», – пишет дед в своём военном отчёте. Одно-единственное предложение. Сегодня я хочу следовать ему.
Местом встречи в расположенном неподалёку от Киева Ирпене оказывается – могло ли быть иначе – дот. Мы приехали заранее и в ожидании живущего в Ирпене Константина, ещё одного участника семинара, спускаемся к реке. Сейчас май, и широкая сочно-зелёная пойма тянется до самого горизонта. Куда ни взгляни – плодородные заливные луга, местами, пожалуй, слишком заболоченные, местами отданные под земледелие. Сам Ирпень в этом месте неспешный, шириной метров десять. В 1941-м здесь, у взорванного железнодорожного моста, окопался 194-й пехотный полк, в котором служил Карл. Сегодня, спустя 73 года, под восстановленным мостом из глубоко проржавевшей стали стоим мы с Константином, 50-летним аллергиком с красным лицом. Он рассказывает мне, что немцы здесь почти не воевали – скорее, уютно устраивались на дачах неподалёку от берега. По нескольким импровизированным мостам мы перебираемся через реку и её разросшиеся луга. Константин хочет показать мне укрепления – речь снова заходит об этих маленьких бункерах. В юности он часто играл здесь, но теперь не может вспомнить, где именно находился дот.
В поле работают женщины с заколотыми волосами, они пропалывают сорняки, быстро прорастающие в чёрной как смола плодородной земле. Их позы, наряды и картина в целом напоминают сборщиц риса, которых я видел однажды в далёком Лаосе. Мы несколько беспорядочно блуждаем в подлеске, снимаем с лица паутину, топчем улиток вместе с их раковинами и, наконец, сдаёмся: Константин просто не может найти это место.
Я фотографирую попеременно на мобильный телефон и «Инстаматик» деда. Интересно, получатся ли эти снимки? Плёнку я купил в интернете, если верить штампу на упаковке, срок годности истёк в сентябре 1992 года.
Мы возвращаемся и вскоре уже едем вдоль железнодорожных путей в центр Ирпеня. Это буйная смесь полуразрушенных советских предприятий, частично отремонтированных, а частично брошенных на произвол судьбы панельных домов и архитектурных экспериментов по самовыражению конца девяностых. Центральная площадь Ирпеня квадратная. В центре площади неизбежный военный мемориал, рядом мэрия, простое трёхэтажное здание, фасад которого приобрёл черты классицизма уже после распада Советского Союза. На другой стороне площади краеведческий музей, который Константин хочет мне показать, однако музей – и я думаю, это совсем не плохо – сегодня закрыт. Мы едем дальше по щербатым улицам и останавливаемся у парка, обнесённого стеной, с ржавым турникетом и сторожкой. Здесь, как и прежде, находится дом писателей: на площади около гектара в пышной зелени заброшенного парка вольготно расположились небольшие, похожие на виллы домики, ожидающие своего, кажется, не такого уж далёкого конца. Это сценарий постсоветского одичания кажется мне невероятно романтичным и притягательным, по крайней мере на первый взгляд. Необузданная мощная зелень обхватывает, обнимает здания ушедшей эпохи и, кажется, в итоге их поглотит.