Константин рассказывает, что до войны эти места выглядели примерно так же. Что тогда здесь был санаторий. Что в 1941-м немцы использовали дома и саму территорию как базу для захвата центральной части Киева. И что, вполне вероятно, мой дедушка лежал здесь (мы входим в очень старый фахверковый домик с двумя острыми башенками), в этой комнате, и даже кровати могли бы точно так же стоять в дальнем углу. Здесь я готов согласиться с Константином: три кровати с металлическим каркасом действительно выглядят так, как будто им не меньше 70 лет. C веранды, деревянные перила которой покрыты сильно облупившейся коричневой краской, открывался живописный вид на долину Ирпеня. Почему Константин с такой радостью и таким чувством удовлетворения показывает мне всё это? Что он чувствует, стоя здесь, рядом со мной? Какие мысли приходят ему в голову? Я не решаюсь спросить.
Дальше мы подходим к очевидно более новому зданию: в тёмном зале с тяжёлыми пурпурными шторами стоит запах распада. Здесь же выстроились девять ящиков из органического стекла с украинским гербом. Завтра, в воскресенье, в стране пройдут президентские выборы. Около месяца назад киевлянки и киевляне заняли Майдан, центральную площадь города, выступая за подписание соглашения с Европейским союзом. Больше ста из них заплатили за это своей жизнью. Вестибюль избирательного участка украшает почти квадратное зеркало с золотой рамой в человеческий рост. Я фотографирую в нём нас четверых.
Поездка продолжается уже без Константина, который остается в Ирпене, мы направляемся в Житомир. Пейзажи напоминают север Нижней Саксонии – равнинные, плодородные, с редкими лесами. Въезд в город обозначен бетонной стелой – сужающейся кверху и облицованной тёмно-коричневой плиткой с семью белыми буквами: Житомир. Справа указан год: 884. Готовя «Инстаматик» к съёмке, я думаю о том, что чем моложе и аисторичнее выглядят места, тем навязчивее попытки связать их возникновение с как можно более ранней датой.
Дорога прекрасная. Прежде чем свернуть в центр, Алексей останавливается у придорожного кафе «Петроград». Мы сидим на веранде под деревянным навесом и заказываем четыре порции украинских дерунов со сметаной и компот. Алексей проглатывает две и покрывается потом. Кажется, он несколько раздражён тем, что вынужден жертвовать своей субботой, чтобы возить по окрестностям какого-то немца. Но отказать заболевшему другу (или точнее товарищу) он не мог, а я за годы жизни в Восточной Европе и Центральной Азии привык принимать предложения местных совершенно беззастенчиво.
Опасаясь высокого содержания сахара и пуринов и снова переживая за своё здоровье, я едва пробую слишком сладкий компот из размоченных сухофруктов – сомнительный местный деликатес. Тем временем Алексей, потея, поедает десятый дерун и, кажется, снова приходит в бодрое расположение духа.
Сегодня в Житомире около 300 тысяч жителей. Когда дед был здесь, айнзацгруппы СС уничтожили почти всех евреев в городе и окрестностях. В своём альбоме Карл оставил только одну фотографию, которую можно однозначно определить как житомирскую. Алексей показывает её хозяину кафе и спрашивает, не знает ли он, где мог быть сделан этот снимок. Хозяин, мужчина сорока с лишним лет, с пивным животом и щетиной, сразу узнаёт белое двухэтажное здание: «Похоже, это улица Михайловская».
Мы сворачиваем с трассы, напоминающей автобан, на большой проспект и добираемся до нужной нам Михайловской. На снимке Карла участок улицы с двумя белёными зданиями. Пространство кадра разрезают трамвайные рельсы, слева въезжает тяжёлый военный грузовик с большой звездой «мерседес-бенц» на радиаторе. Он забит уставшими солдатами вермахта, развалившимися в кузове. Рядом с грузовиком вниз по улице бегут около двадцати советских военнопленных в узнаваемой форме. С балкона одного из домов за всем этим наблюдает солдат, чью форму я не могу разглядеть. Он заложил руки за спину, взгляд кажется пустым, застывшим, отсутствующим. Второй сидит позади, на стуле, почти полностью скрытый балюстрадой. На обочине дороги в нескольких метрах друг от друга растут молодые деревья. Железная решётка защищает их стволы от повреждений. Вся улица выглядит только что отстроенной или по меньшей мере свежеотремонтированной. Фотограф – скорее всего, мой дед – снял эту сцену, стоя на тротуаре через дорогу.