Я бы мог без конца цитировать ее. У нее почти нет того, чем так грешат молодые поэты. Междустрочной воды. Необходимой, как цемент для постройки.
Она монолитна. Ее вещи как бы вырезаны из одного целого куска материала.
Из них ничего не уберешь.
К ним ничего не добавишь.
Единственный упрек, который можно было бы ей сделать, то, что она замкнулась в круг слишком личных переживаний.
Она пишет себя.
Она пишет о себе.
Но она сознает это:
Впрочем, это еще придет.
Все приходит в свое время.
Из лунного заколдованного круга своей печали Ларисса Андерсен еще выйдет на дорогу жизни и оглянется вокруг себя.
Да она и сама это говорит:
Во всяком случае, ее талант обещает нам еще много радости. Будем верить в это.
В этих кратких строках я не собираюсь ни критиковать ее дарование, ни пророчествовать. Я только хочу отметить появление «странного» цветка, прекрасного и печального, и выросшего в
И еще не затоптанного жизнью.
Шанхайская заря. 1940. 21 апр. №4820
А. Вертинский. «ПО ЗЕМНЫМ ЛУГАМ»: Л. АНДЕРСЕН. СТИХИ
Месяц тому назад мне привелось писать о стихах Лариссы Андерсен — тогда еще случайном разрозненном материале, попавшем мне в руки в очень огромном количестве и на короткое время. Теперь передо мной лежит ее книга «По земным лугам», маленький скромный сборник, около сорока тщательно подобранных стихотворений. Со страниц этого сборника широко раскрытыми глазами на меня глядит — простое и строгое, чуть-чуть иконописное лицо его автора, которого я знаю лично, как я уже говорил.
Я открываю книгу:
Да, да, милая Ларисса – вы правы:
И вот этими умными и нежными, внимательными и печальными, уже ничему не удивляющимися глазами, как солнечные лучи, пронизывающими темный пруд и освещающими тихую таинственную жизнь его обитателей, смотрит Ларисса Андерсен вглубь себя и вокруг себя.
И они подходят к ней.
И даже очень близко.
Потому что подлинная поэзия происхождения божественного.
спрашивала когда-то Анна Ахматова в «Белой стае»…
Кстати, об Ахматовой. В моей первой статье о стихах Л. Андерсен я говорил об Ахматовой, вспоминая ее появление на петербургском литературном горизонте.
В одном из местных журналов — разбирая «По земным лугам» — критик говорит о том, что своими словами о ней невольно подчеркнул преемственность стихов Лариссы Андерсен с петербургской поэтессой и этим оказал ей плохую услугу.
Очевидно, писавший эту статью не понял меня. Я вовсе не сравниваю стихов Лариссы Андересен с петербургской поэтессой, а говорю только о том, что появление Ахматовой в то время было так же значительно, «как появление Л. Андерсен теперь — на горизонте Шанхая».
Этим ее духовная связь с Ахматовой и ограничивается.
У Лариссы Андерсен — свой голос.
Если у Ахматовой — он страстный и сжигаемый огнем любовных мук, то у Лариссы Андерсен он тихий и кроткий, тот голос, которым говорят усталые священники, тот голос, которым матери рассказывают сказку, укачивая ребенка.
Сравнивать ее с кем-либо не следует.
Во взгляде на поэзию я придерживаюсь одного определенного взгляда — высказанного Зинаидой Гиппиус в «Числах».
Стихи нельзя делить на «хорошие» и «плохие», на сделанные «мастерски» и «технически слабые», на «серьезные» и «легкие».
Подразделение их только одно: есть или нет.
Есть прекрасно написанные стихи известнейших авторов, которые, в сущности, никому не нужны. И если бы эти стихи не существовали — особой потери от этого не было бы никакой. Таков почти весь Брюсов, в стихах которого, несмотря на высокое мастерство, есть все, кроме поэзии.
Таков писатель Сирин, — который умеет так интересно, таким великолепным языком рассказать «ни о чем». Потому что сказать ему нечего.
А у Лариссы Андерсен есть о чем сказать.
В этот час она слышит, что говорит земля, что шепчут ветер и травы, о чем поют птицы.
И право, очень немногие даже из хороших поэтов — слышат это.
Для меня лично певцы делятся только на две категории: те, которые смело могут не петь. И те, которые не петь не могут.
Ларисса Андерсен не петь не может. Как не может не петь и птица.
Я помню, у Северянина были такие строки:
Вот это Божьею Милостью талант и есть стихи Лариссы Андерсен.
И даже нет особой надобности разбирать их по строчкам и говорить о влиянии того или иного поэта на ее творчество. Настоящий талант вообще поглощает и растворяет в себе все интересное и яркое, что есть вокруг него — сам от этого нисколько не теряя.
Разве Блок не вышел из Владимира Соловьева и Анненского?
Разве Андрей Белый, Сологуб и та же Ахматова — не ученики Пушкина?
Разве Гумилев не от Лермонтова?
Если бы не было источников — не было бы рек и водопадов. Важно только одно: есть это или нет.
Да, Ларисса Андерсен – есть.
Что касается внешнего вида книги, то по условиям шанхайского быта она издана прескверно. Здесь еще нет «благородного шрифта» для печатания стихов или Евангелия.
Шанхайские шрифты хороши для печатания меню ресторанов на рут Валлон или объявления для одиноких брюнеток, ищущих «родную душу». Название сборника, как и обложка его — провинциальны и таят в себе нечто вегетариански-пресное.
Шанхайская заря. 1940. Май
П.-Ель. Цветок Гаваев
Таинственный и прекрасный цветок Гаваев — это палома. Легенда говорит, что он расцветает раз в семь лет. И тогда в честь этого цветка островитяне устраивают чудесные празденства.
Среди тропической яркой природы Гаваев танцуют смуглые девушки, почти обнаженные, в легоньких юбочках из сухой травы и с ожерельями <из> цветов. Их танец полон страстной истомы, их песни — это мистика южных морей, их музыка — это переливы нежнейших звуков, переходящих в колдовской рокот и любовные стоны…