— Удалось стабилизировать. И в сознании. Врач потом с вами поговорит, на операцию ушел. А вы его сын, да? Ну, кто первый пойдет? На пару минут, не больше. Там и другие пациенты, тяжелые. Только ради Нового года.
Мы снова смотрим друг на друга.
— Никита, иди ты, я потом.
— Спасибо, Ира!
Он идет следом за медсестрой, а я подхожу к окну, упираюсь лбом в холодное стекло. Еще темно, еще ночь, но мне кажется, что стало светлее. Немного светлее. Ноги дрожат, колени подгибаются. А силы нужны. Их понадобится еще очень много. Но это потом. Сейчас — собраться, увидеть его, сказать… то, что очень хочу сказать. Потом можно будет поехать домой и хоть немного поспать. Главное — это знать, что стало лучше. Что он не умрет.
— Ира, иди!
Оборачиваюсь — Никита стоит у двери, держа в руках маску и еще что-то голубое.
— Надень, — он дает мне какую-то одноразовую накидку. Глаза влажно блестят, но на губах улыбка. — И маску. Он говорить не может, к аппарату подключен, но все слышит, реагирует. Только не пугайся, выглядит страшненько.
Быстро натягиваю накидку, маску, захожу в реанимационную палату, где в окружении приборов, опутанные проводами, лежат несколько человек — кто совсем голый, кто под простыней. У стены пост медсестры. Дарьялов с краю, накрытый, лицо едва видно под сложной конструкцией из прозрачных трубок.
— Дарьялов, собака! Как ты нас напугал всех!
Рот под кислородной маской, но глаза улыбаются.
Все, что я хотела бы ему сказать, не предназначено для посторонних ушей. Подхожу ближе, осторожно, чтобы ничего не задеть, беру за руку.
Вот так думаешь, что для счастья нужно и то, и это. А потом вдруг оказывается, что ничего не надо. Только одно — чтобы он выкарабкался.
— Дарьялов, у тебя там в пиджаке коробка какая-то, я видела, когда таблетки искала. Это то, что я думаю?
Он едва заметно кивает.
— А давай, когда с тебя всю эту шляпу снимут и ты сможешь разговаривать, снова мне предложение сделаешь? И я соглашусь. Честное слово.
Приподнимает руку, соединив в колечко большой и указательный пальцы: окей.
— Ну все, хватит, — медсестра кивает на выход.
— Ладно, отдыхай, — сжимаю его руку, кладу ее поверх простыни. — Я тебя люблю. Очень сильно люблю.
И снова глаза улыбаются в ответ.
Иду к двери, все передо мной расплывается, но это уже совсем другие слезы — радости и облегчения. А в коридоре Никита разговаривает с каким-то бородатым мужчиной. Тот оборачивается на звук открывшейся двери.
Да ладно! Правда, что ли? Виктор?
— Здравствуйте, Ирина, — он смотрит на меня, кусая губы, а потом вдруг решительно подходит и крепко обнимает.
— О как! Еще один! — удивляется вышедшая следом за мной медсестра. — Тоже сын? Все на одно лицо, как из ксерокса. Ладно, и вас пущу на минутку. Новый год же!
Они уходят, а я мешком шлепаюсь на диван.
— Ира, поезжай домой, — говорит Никита. — Тебе отдохнуть надо. Мы с Витькой здесь побудем на всякий случай.
Смысла нет спорить. Вызываю такси, прощаюсь с ним, с вернувшимся Виктором, надеваю куртку и спускаюсь в вестибюль.
Половина шестого. Новогодняя ночь позади. Страшная — и все же волшебная ночь. Очень важная ночь. А впереди — вся жизнь. Сколько бы ее ни осталось, но все равно вместе…
Конец