— Простите меня, — сказал я, поспешно захлопнул дверь, проскочил прихожую и влетел в кабинет.
Никакой катастрофы пока не произошло. Вулф по-прежнему восседает в своём кресле за столом. Кресло, где прежде сидел Талботт, лежит на полу. Дороти стоит спиной к столу Вулфа, брови взлетели на рекордный уровень. Одри Руни торчит, глазея, в углу, у большого глобуса, стиснутые кулачки прижаты к щекам. Поул и Бродайк тоже вне своих кресел и тоже таращатся на середину комнаты.
Застывшие позы зрителей заставляли ожидать потрясающего зрелища. На деле же там всего только и было, что два типа, размахивающих кулаками. В момент, когда я вошёл, Талботт хуком правой зацепил шею Саффорда, а когда я прикрывал за собою дверь в прихожую, Саффорд ответил солидным ударом по почкам Талботта.
— И много я прозевал? — поинтересовался я.
— Останови их, — приказал мне Вулф.
Правая Талботта скользнула по скуле Саффорда, а Саффорд ещё разок въехал ему в область почек. Они действовали надлежащим образом, по всем правилам. Но Вулф был хозяин, ему претил беспорядок в кабинете, так что пришлось мне вмешаться в игру. Я схватил Талботта за ворот пиджака и рванул назад с такой силой, что он перевалился через кресло. Потом я преградил дорогу Саффорду. Казалось, он вот-вот вмажет мне, но руки его опустились.
— С чего это так быстро? — спросил я.
— Да он тут высказался насчёт мисс Руни…
— Выведи его вон! — прошипел Вулф.
— Которого из них? — спросил я, скосив один глаз на Саффорда, а другой на Талботта.
— Мистера Талботта.
— Ты поступил совершенно правильно, Вик, — говорила Дороти. — Ты был фантастически хорош: этот воинственный блеск в твоих глазах… — Она взяла его лицо в ладони, притянула к себе и быстро прижалась губами к его губам. — Вот!
— Вик в данный момент покидает нас, — сообщил я ей. — Пошли, Талботт, я вас выпущу.
Прежде чем присоединиться ко мне, он заключил Дороти в объятия. Я кинул взгляд на Саффорда, полагая, что он обнимет Одри ради равновесия. Но он по-прежнему сжимал кулаки. И я, как пастух, погнал перед собой эту блудную овцу, Талботта, прочь из комнаты. Пока он надевал в прихожей пальто и шляпу, я изловчился припасть глазом к одностороннему стеклу, крыльцо было свободно, и я распахнул дверь:
— Не берите близко к сердцу. А то ненароком руку сломаете…
В конторе все опять расселись по местам. Невзирая на то, что её рыцаря выставили пинком под зад, Дороти, видимо, намеревалась остаться. Я прошествовал к своему месту у стола. Вулф взялся за своё:
— Нас прервали, мисс Руни. Как я уже сказал, вы выглядите весьма уязвимо, поскольку удостоили своим присутствием арену действия. Не будете ли так любезны подсесть поближе, вон на то кресло… Арчи, блокнот!
Глава 6
В десять пятьдесят пять на следующее утро я сидел в конторе — не всё ещё, а опять дожидаясь, когда же Вулф спустится вниз, покинув свои поднебесные оранжереи с десятью тысячами орхидей. Эти его встречи на высшем уровне продолжаются ежедневно с девяти до одиннадцати по утрам и с четырёх до шести во второй половине дня; если ядерной войне суждено изменить всё на свете, хотелось бы, чтоб она в первую очередь изменила этот распорядок.
Мы играли в пинокль втроём: Сол Пензер, Орри Кэтер и я. Их обоих вызвали сюда по телефону: требовались какие-то квалифицированные услуги. Сол носил старую кепку, имел большой нос, а сам был невелик ростом, прост в обращении и вообще принадлежал к числу лучших в мире специалистов по всем делам, которые не требуют при исполнении вечернего костюма. Орри, способный обходиться без расчёски годами, не годился, конечно, Солу в подмётки, но всё равно по праву считался отличным профессионалом, мастером на все руки.
К без пяти минут одиннадцать я спустил три доллара.
В ящике моего стола лежали два исписанных блокнота. Вулф не задержал клиентов на целую ночь, но до утра, когда он их отпустил, оставалось совсем мало. Теперь мы имеем о них куда больше сведений, чем содержалось во всех газетных сообщениях, вместе взятых. Рассказывая, наши клиенты во многом повторяли друг друга. Никто, к примеру, не убивал Зигмунда Кейса, никто, с другой стороны, не получил разрыв сердца при известии о его смерти, даже его дочь; никто никогда не имел револьвера, никто даже не умел им пользоваться; никто не мог привести ни малейшей улики, с помощью которой удалось бы осудить Талботта или, на худой конец, его арестовать; ни у кого не было железного алиби, зато у каждого был какой-нибудь личный мотив, возможно, не самый эффектный на свете, как у Талботта, но всё равно на мотив не начихаешь.