Зная нрав Наместника, Десятник велел своим воинам твердить, что в Суздале все колдовским зельем ведунов опоены, от того разум совсем потеряли и творят вопиющее беззаконие. Воины же со своей стороны решили оговорить своего десятника, будто он как свинья напился в Суздале до беспамятства, и нёс всякую несуразицу. В итоге ничего в поездке, толком то и не добились.
Утром ростовцы продолжили свой путь, и тем же вечером предстали перед Наместником, твердя как договорилились намедни, каждый своё. Видя что ответ суздальцев довольно грамотно написан, тот решил что человек, опоенный колдовским зельем, так вряд ли напишет, и легко поверил в пьянство десятника, которого тут же казнил. А вот подробный рассказ воинов, как именно гремислав готовит городское ополчение к отражению нападения, привел Наместника в уныние, и тот скрепя сердцем ссылаясь на смуту, попросил военной помощи у Киева.
Отправив среди ночи гонца к Великому князю Ярославу, и приложив к своему посланию очень щедрое подношение, Наместнику никак не спалось. Зато он прямо с утра собрал в своем тереме всех зажиточных мужей Ростова, и запугивая их россказнями о зверствах суздальских смутьянов, требовал денег на усиление городской стражи, да на свою дружину.
Не на шуткуперепуганные смутой купцы с боярами, были готовы многим пожертвовать, лишь бы беда не затронула Ростова, и денег в казне Наместника тут же весьма ощутимо прибавилось. Даже с учетом ночных расходов на гонца, в итоге Наместник был в большой прибыли, его настроение заметно улучшилось, и он распорядился стражникам, начать забирать в ополчение всяких пьяниц с бездельниками. Пусть от них и не будет толку, зато знати сразу станет видно, что их деньги вроде как с пользой тратятся.
Глава пятая. Поход на Суздаль
С мрачным видом Ярослав стоял у распахнутого окна своего Терема и с высоты четвертого этажа взирал на городскую суету грязных улочек Киева. Бабы с полными нехитрой снеди корзинами толпились около охотников придирчиво осматривая и щупаяих добычу, привлекшую их внимание нежным мехом ли пестрым оперением. У большого воза рыбаков, искрилась на солнце чешуя, трепыхавшихся на мокрой мешковине свежепойманных сазанов, и лещей с карасями.
Всю ценную рыбу рыбаки сразу отправили стряпухам в Детинец, и собравшемуся простому киевскому люду, оставалось лишь выбирать из того что осталось, усердно торгуясь за каждую рыбешку с прижимистыми рыбаками. Торгующие пестрыми лентами, разноцветными бусами, оберегами, и простенькими женскими украшениями молодые коробейники, откровенно любезничали с окружившими их девицами, веселя, и вгоняя в краску нарядных скромниц.
Повсюду сновала любопытная, беспечная босоногая детвора, донимая торговцев своими расспросами, и словно стайка перепуганных птиц, тут же бросалась в рассыпную, заслышав седитое: - Ану кыш отсюда, озорники. В конце улицы с окриком: - Посторонись! - уверенной тяжелой поступью подкованных сапог, сквозь толпу зевак продирался вооруженный щитами с копьями отряд стражи в легких кожаных доспехах, шедший сменить караульных у ближайших городских ворот.
Ярославу было душно в палатах, жаркое лето 1023 года, принесшее половине Руси небывалые засуху и неурожай, подходило к концу, но безжалостное солнце усердно продолжало мучить русскую землю зноем, а не баловать августовской прохладой и грибными дождями. Только настоянным на мяте с щавелем ржаным квасом, да кислым греческим вином утолял Великий князь жажду, и прохладная живительная влага блаженно растекалась по всему, измученому жарой телу, радуя душу, и немного проясняя мысли.
Сорокапятилетний Князь прервал свое созерцание идилии мирной жизни своей столицы, и уйдя от распахнутого окна, сел наконец за усыпанный бумажными и пергаментными свитками различных посланий, покрытый синей скатертью, украшенный замысловатой резьбой тяжелый дубовый стол. Княгиня Ингигерда была на сносях, и без того несносный характер капризной супруги, день ото дня портился все сильней, настолько, что даже видеться с ней у Ярослава не было никакого желания.
Так что поручив заботу о жене служанкам с повитухами, Великий князь всецело погрузился в дела своей бескрайней и крайне неспокойной державы. Из всех донесейний о разбойниках, пожарищах, воровстве, хворях и неурожае, радовали лишь два. В одном говорилось, что Тмутаракань на Киев в этом году войной вряд ли пойдет, а в другом о смуте на дальних рубежах Русских земель.