Так что сев на коней, Ярослав с облаченным в легкие кожаные доспехи Эймундом, не спеша выехали из ворот Детинца, и направились к городским воротам. Там, за воротами, пасся табун Великокняжеской дружины, горели костры, на которых в больших котлах тушилось мясо, и стояли столы с угощениями, да шатры, в которых можно укрыться от солнца, уединиться с распутной красавицей, или просто вздремнуть.
Традицию устраивать пиры перед военными походами, завел еще Вещий Олег, правда он еще всегда приносил щедрые жертвы древним язычески Богам, но Великий князь Владимир введя христианство на Руси, кровавые жертвы заменил усердными молитвами в храмах, не став упразднять обильные торжественные застолья.
Когда Ярослав с Эймундом подъехали к гридням, пиршество было в самом начале. Только что открыли бочки с пивом, стоялым хмельным мёдом, греческими винами, и квасом. На столы выкладывали жареную рыбу, разнообразные пироги с кулебяками, сыры, колбасы, да всякие соленья. Стражники Твердислава согнали сюда со всего Подола скоморохов с циркачами, самых разных музыкантов, и веселых розовощеких распутных красавиц, которых гридни заманивали в шатры.
Воевода Будый дорогих гостей сразу усадил за стол на самые почетные места, выпив за их здоровье, и приставив к каждому по паре самых надежных гридней, поручив тем следить за Ярославом с Эймундом, дабы они спьяну не натворили такого, за что от Великой княгини всем так достанется, что даже святым великомученикам позавидуют. Ибо Ингигерда нрав имела на редкость злобный, руку тяжелую, и память удивительно хорошую.
От костров доносился аромат готовящихся яств, мёд с вином текли рекой, играла веселая музыка, скоморохи дурачились, выкрикивая похабные частушки, циркачи забавно кувыркались и жонглировали горящими факелами, а румяные девицы громко смеясь лихо выплясывали, высоко задирая подолы своих сарафанов. После третьего кубка хмельного мёда Великому князю от растекшейся по его телу живительной влаги, на душе стало так радостно, что его ноги пустились в пляс, и пустился бы он во все тяжкие, если бы крепкие руки гридней не удержали его от опрометчивых поступков.
Зато Эймунда особо никто не удерживал, и свейская немощь выпив много лишнего, очень позабавила закаленых в безудержных пьянках новгородцев. Лишь когда Конунг собрался побороться с ярмарочным медведем, решили ему хмельного больше не наливать, став отпаивать ржаным квасом. Но веселью это не помешало, и Ярослав с гриднями бражничал до самой глубокой ночи, когда его по указанию Воеводы сопроводили в спальные покои Терема.
Как говорится в народе, если выпил хорошо, то наутро плохо, если утром хорошо, значит выпил плохо, и Великого князя Киевского утро встретило криком петухов, назойливым жужжанием мух, да жутким похмельем. С кухни Ярославу принесли слегка подсоленного кислого молока, приправленного мелко рубленным укропом с зеленым луком, и моченые яблоки с квашеной капустой, наспех перекусив которыми, он почувствовал сильный прилив бодрости с прояснением ума.
Расчесав как следует бороду, и уложив всклокоченные волосы, слуги облачили Ярослава в парадный доспех поверх нарядного убранства После этого он уверенной походкой спустившись во двор, сел на поданого белого коня, да отправися в Десятинную церковь, помолиться Пресвятой Богородице перед дальней дорогой.
В храме к тому времени собрались Будый со старшими гриднями, ближние бояре, прочие знатные мужи Киева, и митрополит Иоанн громко читал молитвы, благославляя Великокняжескую дружину на богоугодное дело. По окончании богослужения Ярослава перед храмом поджидал еще толком не оправившийся после вчерашнего пиршества конунг Эймунд с маленьким Владимиром, и бережно передал Княжича в руки отцу, когда тот сел на коня.
Был ясный августовский день. В безоблачном небе кружили сотни птиц. Ярослав с гордым видом и сыном на руках, сверкая на ярком солнце начищенной броней, восседал на белом скакуне, и в сопровождении Воевод с ближними боярами, торжественно двигался к городским воротам, где его нетерпеливо ждала, собранная в дорогу верная Дружина.
На всем пути от Десятинной церкви до городских ворот, сдерживаемый городскими стражниками, толпился народ. Челядь Киевской знати громко славила Великого князя и кричала добрые напутствия, но остальные горожане мрачно взирали на Ярослава с молчаливым укором, зная что он ведет своих гридней проливать русскую кровь.