Беднягу Клима снова отправили по поручению – на этот раз в огород. Он вернулся оттуда с корзинами, полными тыквы, картошки и зелени. Под звуки готовки, шкворчание и шипение Рина совсем расслабилась и почти задремала. Но тут бабушка громыхнула заслонкой рядом с ней и сунула в печь котелок.
Потом с Рины сдернули шаль, и табурет вытолкнули из-под ее ног. Она в ужасе застыла, и вдруг мелкие змейки заскользили по ее телу. Рина сначала не поняла, что происходит, а потом увидела, что это шерстяные нити из клубка. Одна обхватила за бедра. Вторая за талию. Третья сомкнулась прямо на горле, как удавка, и Рина бы завизжала, продлись это чуть дольше. Но нити обвивали ее и тут же отпускали, а портняжные ножницы делили их на отрезки. Только когда дело дошло до запястий, Рина поняла, что, кажется, бабушка снимает с нее мерки.
– Ай! – вскрикнула она: шерстяная нить задела ободранную коленку.
Бабушка на минуту оставила Рину в покое. Что-то загромыхало на полках в дальнем углу, потом оттуда прилетела большая бутыль темного стекла и встала у печи. Слетевшая с горлышка пробка покатилась по полу, запахло спиртом. Бабушка открыла сундук у стола, порылась в нем и шлепнула на ладонь Рины лоскут чистой ткани.
– Это чтобы я промыла рану?
«Дзинь», – подтвердил Клим.
– Спасибо!
Рина присела возле бутыли, наклонила ее и смочила ткань. Потом аккуратно, морщась и шипя, промокнула ранку. Ее сильно щипало. Даже глаза заслезились, хотя, скорее, не от боли, а от спиртовых паров.
Бабушка понаблюдала за картиной «Рина себя жалеет» минуты две, а потом отобрала у нее тряпку и без всяких церемоний прижала к ушибу.
– А-ай! – взвыла Рина, прыгая на одной ноге. – Больно же! Больно!
Но бабушка в жалельщицы не записывалась. Она хорошенько обеззаразила рану и туго ее забинтовала. Под конец Рина почти молилась о том, чтобы ее оставили в покое, но бабушка сняла с нее все мерки до последней.
Потом под Рину снова пихнули табурет, на колени ей упала шаль, а из комода поднялась коробка с вязальной машиной и целый мешок мотков с пряжей. Видимо, бабушка напряла их из козьей шерсти. Вязальная машина работала так быстро, что от нее рябило в глазах. Рычажки и кнопки постоянно перещелкивались, и какая-то деталь сверху металась вправо-влево с такой скоростью, что невозможно было разглядеть ее форму. А потом р-раз! и готов целый кусок ткани, а за ним и отличнейшая кашемировая кофта – очень тонкая и мягкая на ощупь. Она плюхнулась Рине на колени, и тут же заслонка печи отъехала в сторону. Головокружительно запахло тыквенной кашей на молоке и печеным бататом.
Бабушка мигом собрала на стол, и Рина не стала дожидаться, когда табурет под ней опять запляшет.
Она так хотела есть, что сама похромала к столу, удивляясь собственной наглости. Каша обжигала губы и долго не стыла, но была невероятно вкусной, как и сладкая картошка.
«Сюда бы еще риса добавить, – мечтательно подумала Рина. – Но и так пальчики оближешь».
Она опять забыла про кольцо и запоздало ткнула его в тарелку, стараясь сделать это незаметно для бабушки. После ужина был чай с вишневым вареньем и приторным виноградом, а потом Рину уложили спать – в комнате Клима, судя по обстановке. Тут все было какое-то мальчишеское: стены без узоров и ни одной симпатичной вещицы, а из мебели только стол, сундук да кровать у стены, застеленная сразу тремя покрывалами – одно невзрачней другого. Голое окно без занавесок выходило в темный сад.
Свеча в фонаре погасла, как только Рина забралась под одеяло, и она дала себе слово не смыкать глаз всю ночь, но в тепле и уюте после целого дня волнений и сытного ужина сдержать это обещание было выше ее сил.
Глава 3
Занавесочные сплетни
Наутро оказалось, что бабушка вязала всю ночь. Плоды ее трудов мягкой башенкой высились на сундуке, и было видно, как в лучах солнца на них оседают пылинки. На кухне что-то уютно шумело, совсем как у папиных родителей на даче. С тех пор как дедушка умер три года назад, бабушка Ната больше не возвращалась в их сельский дом. Ей невыносимо было жить там одной, и она занялась бесконечными визитами к подругам – ездила то к одной, то к другой или снимала комнаты в отелях. Последнее письмо от нее пришло из приморского городка на севере Хайзе, который славился своими курортами. Бабушка Ната отлично проводила там время на пару с кузиной. Она еще не придумала, куда поедет после отдыха, и написала: «Живу одним днем!