Глава 1.
Так что же всё-таки остаётся, когда всё заканчивается? ©
На табло высветилась красная цифра и начался обратный отсчёт. До прибытия электробуса оставалась одна минута.
Седой человек в чёрной униформе с синими нашивками на карманах рубашки приветственно махнул рукой другому человеку в такой же одежде. Остановочный пункт походил на островок, густо заполненный жителями; голографическое изображение освещенных солнцем кучевых облаков на безмятежном серо-голубом фоне создавало иллюзию настоящего неба. Юрких флайботов, которые контролировали температуру воздуха, издали можно было принять за птиц, виданных только на картинках да старых фото.
Старик протянул руку своему знакомому — более молодому, подвижному и худощавому, — и вежливо улыбнулся.
— Вы видели свежий номер «Грандполиса»? — Он вытащил из портфеля газету, сложенную пополам. — Не могу сказать, что доволен грядущими переменами. Ох, нет, сэр.
Тот близоруко сощурился и уставился на глянцевую обложку. Молодая женщина была обращена к объективу и народу левым полупрофилем: в её пикантном ухоженном лице удивительным образом сочетались детская игривая миловидность и нечто вопиюще вульгарное, затаившееся в изгибе идеально напомаженных полных губ и блеске глаз. Заголовок центральной статьи гласил: «Глава верховного Сената и генеральный директор крупнейшего концерна «Окси-трейд» выступила с официальным докладом, подтвердив правдивость слухов о значительном повышении налогов на кислородное обеспечение. Новый закон вступит в силу на следующей неделе».
— Сучка, ну с-с-учка, — он оторвал взгляд от газеты и брезгливо поморщился. — Отжала корпорацию у инсультника-папаши, палец о палец не ударила. А попробовала бы прожить на те подачки, которые мы получаем на заводе, и не загреметь за купол. Бедных просто выбрасывают за борт, как балласт… Каково, а?..
Рекламный аэростат величественно проплыл над ними, перекрывая свет, и на островок остановочного пункта легла округлая тень внушительного лавсанового брюха.
Оба удручённо замолчали.
— Я бы не стал так горячиться. Она или кто-то другой — не имеет особого значения, — наконец заговорил старик. — Налоги всё равно будут расти. Слабейшие отсеются. Там, наверху, жуть как боятся перенаселения, несмотря на то, что они взяли под контроль рождаемость… Это замена естественного отбора. Всё идёт своим чередом, но это чертовски печально для некоторых, не правда ли?
Служебный электробус подъехал. Люди быстро потянулись внутрь, и начатая на улице беседа продолжилась уже в душном, плохо вентилируемом салоне.
— Не думал, что вы беспокоитесь о налогах, — проговорил старик. — Кажется, вы рассказывали, что в вашей семье есть NC-ребёнок*?
— Моя племянница. Живёт, конечно же, в пансионе. Если где-то и есть рай, то он точно там. Но от уплаты налогов освобождаются только родители, я не имею к этому никакого отношения. К сожалению.
— Кажется, матерям ещё и приплачивают за то, что смогли зачать и родить самостоятельно?
— Да, пожизненные выплаты. Гильдия учёных знает, как откупиться от навязчивого внимания родителей. А кто, кто виноват в том, что из-за плохой экологии и иммуномодуляторов мы даже детей толком зачать не можем?
— Мы сами и виноваты. Мы с нашими бывшими химзаводами и промышленным прогрессом, только мы и виноваты, сэр, — старик развёл руками. — Вот и довольствуемся заплаткой купола, которую прилепили на умирающий мир, как пластырь.
— Ну, я тут не при чём, — сердито возразил его собеседник. — Не хватало ещё взваливать на себя грехи предков.
— Значит, жить нужно так, чтобы не прибавить грехов нашим потомкам.
— Получится?
— А вот этого… — старик задумчиво поглядел в окно, — вот этого я не знаю, уважаемый коллега.
— Но сильно не переживайте. Будь как будет, а мы всё равно — тьф-ф-у, пыль. Что вы, что я, что остальные. Живём на поводке у правительства, а делать-то нечего. И сто лет назад так было. И наперёд вам скажу — так будет.
Электробус завернул за угол; огромный билборд засверкал всеми цветами радуги, как гигантский калейдоскоп. Яркие буквы весело плясали по нему, образуя надпись: «Окси-трейд заботится о каждом из вас. Дышите с нами!».
И чуть ниже: «Грандполис любит тебя».
— …как расчётливая потаскуха из дорогого борделя, — усмехнулся спутник старика, провожая калейдоскоп угрюмым взглядом, — ровно до тех пор, пока ты вкладываешь в неё деньги.
Газета выскользнула из его руки, и приторно-зазывная улыбка верховного сенатора продолжила сиять на полу, истоптанном сотнями грязных подошв.
***
Послезакатный мрак за окном взрезали яркие люминесцентные огни неспящего города. Он был великолепен в своём искусственном сверкающем многоцветии, и вряд ли во всём кроенном-перекроенном мире существовал хотя бы один человек, смеющий отрицать это. Мегаполис был поделён на квадраты, как шахматная доска. На многочисленные клетки квадратных ярдов, именуемых районами.