Город блистал, жил и собирался жить вечно — на меньшее он бы ни за что не согласился.
Пауль послал ему последнюю на сегодня улыбку, слез с подоконника и, закрыв жалюзи, нырнул в разложенную уютную постель. Он знал, что будет дальше. Сценарий не менялся вот уже двенадцать лет.
Гувернёр — вежливый, невозмутимый и дружелюбный — нажал на жёлтую кнопку сенсорной панели перед дверью: иллюминаторы над двумя кроватями синхронно моргнули и погасли.
— Доброй ночи, мистер Фостер. И вам, мистер Петито. Вы должны хорошо отдохнуть перед завтрашней встречей с сенатором, молодые джентльмены. Не забудьте принять лекарство. Приятных снов.
— Угу! Спасибо, — пискнул Пауль из-под одеяла.
Густав Фостер, его старший приятель и наставник, презрительно фыркнул. Когда дверь за гувернёром закрылась, он соорудил неприличную конструкцию из пальцев и скривился ещё сильнее.
— «Спаси-и-бо», — визгливо передразнил он, пытаясь подражать тонкому голосу Пауля. — И чего ты всегда перед ним расшаркиваешься? Он — наша прислуга, ясно? Сколько можно тебе говорить?
— Вообще-то он добрый… — робко возразил Пауль.
— У тебя все добрые! Он просто прислуга, не лучше клин-бота, который тут убирается. «Ложитесь спать, джентльмены»… А сам надуется, как индюк, словно мы ему задолжали. Это он нам должен! Пусть скажет спасибо, что ему позволяют здесь работать. Пей таблетки. Нам на самом деле нужно как следует выспаться.
Пауль нехотя высунулся из-под мягкого крыла одеяла, подцепил две бело-розовые капсулы и затолкал в рот.
— У меня от них в ушах шумит — бух, бух, бух, — как будто мусоровоз по кочкам едет, а у тебя?
— У меня не шумит.
— А что будет, если не пить их? — Пауль сказал это тихим шёпотом, практически одними губами, холодея от ужасной мысли, пришедшей ему в голову, но Густав услышал и даже приподнялся на локтях.
— Если мы перестанем укреплять иммунитет, то отбросим копыта, как миллионы до нас, — сказал он взволнованно. — Что тут непонятного? А если ты не будешь слушаться ментора, они снимут твой vip-чип и выгонят тебя. Заставят платить налоги, а когда ты не сможешь их платить, тебя снова чипируют и отправят за купол. Ты этого хочешь?
Пауль испуганно замотал головой. Он, как и все здешние обитатели, гордился своим престижным статусом ребёнка, зачатого и рождённого естественным путём, и был более чем доволен жизнью в пансионе, который по праву считался любимым детищем «Института генетики и репродукции» и щедро спонсировался Гильдией учёных.
— Я просто спросил… А что там за куполом, Гус? Расскажи!
— Сто раз уже рассказывал, — проворчал Густав, но сердитый тон был обычным прикрытием: все воспитанники пансиона были рады поговорить о запретном. Закупольные тайны уже много лет оставались самой занимательной страшилкой на ночь. — Ничего там нет, одни мертвецы, понятно?
— Мёртвые мертвецы?
— Ты вроде бы не дурак, Петито, и в классе не из последних, но иногда как ляпнешь… Чудной ты! Как мертвецы могут быть живыми, скажи на милость?! Там грязный воздух, он не пригоден для дыхания, — Густав понизил голос, однако его речь стала более оживлённой. — Все, кого выселяют из города, умирают по ту сторону купола, это факт. А тех, кто сопротивляется решению властей, расстреливают на месте. Не делай такое лицо, они сами виноваты. Чёртовы потребители. Хотят жить на халяву, в то время как другие, законопослушные граждане, исправно платят налоги.
Закупольная пустошь, регулярно удобряемая разлагающимися телами неплательщиков, стояла перед глазами, уводила чересчур живое воображение на прогулку в свой чёрный разверстый зев. Стало жутко.
— Получается, мы тоже живём на халяву, — Пауль содрогнулся, сел на кровати и подтянул острые коленки к подбородку; тёмные глаза блестели от любопытства и пряного, колючего чувства опасности, которая, впрочем, ничуть не угрожала ему самому.
— Мы совсем другое дело, ты же знаешь. Мы — будущее Грандполиса, его надежда, генетическое здоровье новых поколений. — Ага, с этой речью Густав часто выступал перед новичками, Пауль давно выучил её наизусть. — Власти обязаны защищать нас, а мы обязаны уважать тех, кто нас защищает.
— Значит, там — совсем ничего? Совсем-совсем ничего?
— Сплошное ничего, — подтвердил Густав со знанием дела. — Мертвая земля и мёртвые люди. Одна большая смерть. Уже почти полтора века, скоро будет отмечать юбилей. А теперь брысь под одеяло! А то как поднимут ни свет ни заря… Надеюсь, ты помнишь, что нужно сказать сенатору. Ну, вроде как помнишь… завтра утром проверю.