— Можно сказать вам несколько слов наедине, мэм?
Он говорил так тихо, что Феличе пришлось наклониться ещё ниже — Пауль повторил свои слова, и она отстранилась, отделилась, отмежевалась от него в одно мгновение.
— Наедине? — она бросила быстрый взгляд на свою спутницу, а затем снова обратила его к Паулю. — Не думаю, дорогуша. Вся жизнь на бегу. Мне ещё нужно успеть заглянуть в корпус для девочек.
— Это очень, очень, очень важно! — его голос сипел от возрастающего отчаяния, а репортёры снова навострили уши и настроили камеры; Феличе быстро скрестила руки перед собой, делая знак прекратить съёмку.
— Хорошо, но у тебя ровно одна минута, — она игриво ущипнула его за щёку и, поманив за собой темнокожую Миро, отошла к двери и сделала полшага за порог. Пауль, перешедший критическую точку невозврата, плёлся следом.
Феличе остановилась и прислонилась к стене.
— Ага-а? — спросила она нараспев и подняла брови, демонстративно поглядывая на наручные часы.
Пауль ухватился за свой коричневый галстук обеими руками и стал теребить его так интенсивно, словно намеревался порвать в клочья.
— Моя био… то есть моя мать… она мне письмо оставила. Ой. Не с того начал… Она умерла. А до этого написала письмо. Раньше она работала в колл-центре «Окси-трейда», возглавляла отдел внутренних коммуникаций. И там… ну, как она написала, что её… один человек… — Пауль опустил голову и понизил голос до шёпота, — …э-э, он заставлял её с ним… насильно, понимаете? Потом родился я.
— Ну, хорошо, — Феличе еле сдерживала нетерпение. — Что ты хочешь от меня? Твоя мать должна была подать на него заявление в полицию, а не исповедаться в письме. Уже ничего нельзя поделать.
— Она бы подала, если бы… ну, если бы… как это сказать… если бы он был обычным человеком.
— А у него было две головы? — Феличе усмехнулась, встряхнула волосами. — Или увесистые рога?
Пауль зажмурился. Ещё можно было как-то выкрутиться, что-то соврать, придумать, промолчать и извиниться, в конце концов. Или же — сигануть в пропасть. Пауль сделал глубокий вдох и сиганул.
— Он был господин Арланд Витте. Ваш отец.
Он сжал зубы и стал мысленно считать до десяти. Холодный голос Феличе настиг его слух на цифре семь. Счастливое число семь.
— Хотя бы иногда думай, прежде чем говорить, малыш. Твоя мама просто спятила. Слетела с катушек. Чокнулась. Выбирай, что больше по душе.
— А если нет? — слабо возразил Пауль, не слыша себя. — Что, если…
— Я люблю хорошие шутки. Но сейчас мне совсем не смешно. А когда мне не смешно, дорогуша… — она рванулась вперёд, цепко схватила его за подбородок, и Пауль сморщился от боли; но что-то изменилось в её глазах, полыхнуло, пугливо взметнулось неподдельным ужасом, и она отпрянула от него так же быстро, как приблизилась.
— Миро, позови сюда ментора, — процедила она сквозь зубы. — А ты, забыла, как там тебя, поедешь со мной. Надо отвечать за свои слова.
Туман сгущался, мешал как следует видеть и слышать: что-то уже произошло, и чем оно закончится, можно было только гадать. Феличе мне не верит, думал Пауль сквозь серые клубы отчаяния и страха неизвестности. Письмо Бланки лежало в кармане его брюк, но письмо — это, в конце концов, только клочок исписанной бумаги. Никаких фактов, никаких доказательства.
Он видел, как подошёл ментор, как Феличе что-то спросила у него; спустя какое-то время к ним присоединился работник пансиона с прозрачной папкой, и разговор потёк живее. Пауль пытался прислушаться, но в ушах попеременно то звенело, то шумело, и иногда сквозь этот шумозвон прорывались отдельные фразы.
— …на момент беременности была без вредных привычек, наблюдалась при Институте генетики и репродукции, после рождения ребёнка сразу ушла, появлялась крайне редко, хотя мы разрешаем родителям посещать детей в инкубатории.
— …в графе «отец» — прочерк. Вот, видите, тут написано… с её слов написано, что это была разовая случайная связь. Ни имени, ни данных.
— …злоупотребляла алкоголем…
— Алкоголем, — подчёркнуто громко повторила Феличе и повернулась к Паулю. — Это многое объясняет.
А потом ментор повёл его за собой. Узкий цилиндр лифта, кабинеты, кабинеты… Пауль ещё никогда не был в этом отделении. В обычной ситуации он бы задавал миллион вопросов и с любопытством крутил головой по сторонам, но проклятый туман и шум в ушах всё портили. Он даже упустил момент, когда оказался внутри одного из кабинетов наедине с сутулым незнакомцем.
— Правую руку, будьте добры, мистер Петито. Мне нужна область предплечья.