Приятный старческий голос немного вывел его из полузабытья; он послушно расстегнул пуговицу на манжете, закатал рукав и протянул руку человеку в синем халате.
— Вы почувствуете что-то вроде слабого удара током. Небольшое жжение. Но это терпимо.
Человек поднёс датчик к его запястью, и на маленьком плоском экране замельтешили ряды цифр и надписей.
— Что вы делаете? — решился спросить Пауль. Он видел, что его рука мелко дрожит, но не чувствовал этой дрожи, окутанный гадким туманом. — Вы что, хотите размагнитить мой чип? Да?
Старик кивнул, продолжая своё дело и не пускаясь в дальнейшие разъяснения.
— А зачем?
— Это приказ, мистер Петито, и я не буду обсуждать его с вами.
— Меня… — его голос охрип от страшного предположения, — меня собираются отправить за купол?
Старик убрал прибор в сейф и укоризненно покачал головой.
— Бог с вами, молодой человек. Когда это у нас отправляли за купол несовершеннолетних, да ещё и освобождённых от уплаты налогов? Всё готово. Мистер Актис проводит вас обратно.
Ментор отвечал на вопросы неохотно. Да, госпожа сенатор возьмёт его с собой на определённый срок. Да, может быть, в качестве воспитанника. Да, закуполье ему не грозит, и он бы даже не стал думать об этом, если бы не был таким неблагодарным мальчишкой.
А дальше был роскошный мобиль, которому уступал даже мобиль ментора — предмет воздыхания мальчиков всего юношеского корпуса; дорога, заднее сиденье, которое он делил с молчаливой Миро и которое легко вместило бы ещё пять таких же Миро и с десяток Паулей. Наверное, было что-то ещё, но он не заметил. Пластиковая перегородка, отделяющая водительское и переднее сиденье от пассажирского салона, скрывала от него Феличе: её глаза, её возможные колкие слова — а её мысли были скрыты за чем-то гораздо более надёжным, нежели перегородка дорогого авто.
Когда они прибыли на место, Миро крепко взяла его под локоть и потащила за собой — Пауль затормозил на мгновение, и тогда она приподняла кверху свою модную трость и нажала на крошечную кнопку: треск и свечение электрического разряда заставили его остолбенеть ещё сильнее.
«Она не подруга, а телохранительница», — догадался Пауль, а вслух сказал:
— Не надо! Я же иду, — и засеменил вперёд на подгибающихся ногах.
Феличе по-прежнему не было видно. Как выяснилось несколькими минутами позже, она уже ждала их в небольшом строго обставленном кабинете.
— Мне отдали все твои генетические образцы и материалы, — сказала она, едва они вошли. — Скоро будет готов экспресс-ДНК, и тогда-а… наступит черёд отшлёпать врунишку. Садись.
Больше она не произнесла ни слова, склонившись над какими-то бумагами. Миро положила неожиданно тяжёлую ладонь на плечо Пауля и надавила, вынуждая опуститься в кресло. Пелена тумана схлынула из его головы и мыслей так быстро, что ясность зрения и сознания поразила его — и теперь у него было предостаточно времени, чтобы рассмотреть Феличе по-настоящему.
Ассиметричная чёлка, чёрная и гладкая, закрывала примерно половину её лица, остальные волосы были подхвачены изящным гребнем и струились по спине. В целом она была довольно похожа на своего отца, бывшего покойного сенатора Арланда, только черты её были мягче, а губы — полнее. А ещё она грызла кончик пера совершенно так же, как это делал сам Пауль, и этот детский жест заставил его улыбнуться — впервые за сегодняшний день.
Коммуникатор на её столе противно запиликал. Она сняла трубку и стала внимательно слушать, стремительно меняясь в лице; к концу разговора между её ровных бровей залегла складка.
— Ясно. Вы лично проводили исследование, профессор? Хорошо. Благодарю вас. Миро! — позвала она, нажав на клавишу отбоя. — Профессор Риччи. Один из лучших специалистов, жаль, очень жаль… Ты понимаешь, о чём я.
— Да, мэм.
— Потом возвращайся.
— Хорошо, мэм.
Пауль проследил взглядом за удаляющейся фигурой телохранительницы. Теперь они с Феличе остались наедине.
— Ничего… не подтвердилось? — выдохнул он и почему-то почувствовал прилив облегчения.
Феличе поднялась из-за стола, одёрнула подол платья и вскоре склонилась над его креслом, упершись руками в подлокотники. Удушливый шлейф цветочных ароматов перебросился на него, атакуя дыхательные пути. У Пауля пересохло в горле, и он шумно сглотнул.
— Подтвердилось, моя прелесть, — она обхватила его лицо обеими ладонями, пристально вгляделась и смотрела долго, долго: Паулю казалось, что прошло не менее десяти минут. Что-то похожее на боль прорывалось сквозь ледяную синеву глаз, оперённых длинными, ужасно длинными ресницами, но так и не прорвалось — лёд был крепок.