— Если размагнитили — никакой, — согласился человек. — Дай посмотрю.
Он тщательно пощупал цыплячье запястье Пауля и, убедившись, что тот не врёт, указал глазами на бугристый кривоватый шрам поперёк яркой синей вены.
— Новая техника вшивания чипов? Что за мясники у вас там работают?
— Это я сам, — буркнул Пауль. — Зубами.
Человек засмеялся. Его собственные зубы были странные: заострённые и сточенные по краям, как у животных на картинках, но белые и крепкие.
— Круто. А зачем?
Паулю не хотелось делиться историей двухгодичной давности, но в пансионе всех и каждого обязывали быть вежливым и отвечать на заданные вопросы — тем более что никакой особенной тайны в этом не было.
— Один мальчик из старшего корпуса взял мою книгу, я сказал «Отдай», а он мне — «Отдам, когда сожрёшь свой чип».
— А, — человек понимающе кивнул. — И ты сожрал?
— Нет, прибежал гувернёр и потащил меня в лазарет. А вы кто? — Пауль поспешил перевести разговор на более актуальную тему, пока у него не выпытали что-нибудь ещё. Багаж его глупых поступков, включая последний, был довольно увесистым, и ему не очень-то хотелось, чтобы туда совали нос. — Это вы должны позаботиться обо мне?
— Позаботиться?
— Почему вы смеётесь? Феличе так сказала… Это что, неправда?
— Ну, — человек подмигнул ему, и Пауль машинально отметил: что-то было не так с его глазами, но полутьма помещения не давала понять, что именно. — По крайней мере, чувство юмора у неё неплохое. Это правда. Пошли.
— Куда?
— Позабочусь о тебе. Приказ сенатора нужно исполнять, мышонок.
— Меня зовут Пауль.
— Ага, — равнодушно отозвался человек и, открыв дверь, поманил его за собой.
Пауль остановился у лифта, но его провожатый покачал головой и свернул к лестнице.
— Я тут ни черта не ориентируюсь, а ты? — спросил он и, не дожидаясь ответа, уселся на перила и скатился на один пролёт.
— Я тут вообще в первый раз, — пробубнил Пауль.
— …и в последний, — хмыкнул человек и заинтересованно перегнулся через массивную заградительную решётку.
Внизу что-то происходило; Пауль услышал встревоженные голоса, то взлетающие ввысь тревожными фальцетными нотами, то понижающиеся до еле слышного хрипа.
— …а теперь Риччи. Риччи! Какого чёрта она вытворяет? Он был вхож в их семью…
— …бей своих, чтобы чужие боялись. Бедный старина Риччи. Ничего, механизм уже запущен. Бикфордов шнур, бикфордов шнур… Зальц сказал, что ему нужно ещё несколько дней, чтобы привести в порядок бумаги, чистая формальность. Скоро всё будет кончено. И — добр-р-р-ро пожаловать в новую эру, сэр.
— …надеюсь, до того времени она не успеет выпилить всю Гильдию.
Голоса постепенно затихали — видимо, беседующие спустились ниже или растворились в стальном тоннеле коридора.
— Гильдия протаскивает в сенат закон великого бумеранга, — пробормотал человек и снова улыбнулся Паулю.
Когда они выбрались наружу, искусственное подкупольное небо уже заволокло искусственным закатом. Пауль отряхнул брюки, поправил скособочившийся галстук, подтянул правый рукав рубашки — и красные разводы на манжете внезапно привлекли его внимание. Он содрогнулся, как при неожиданном ударе, и стал искать источник кровотечения. На ладони виднелась крошечная царапина. Наверное, неудачно зацепился за выступ перил, когда сбегал по лестнице.
— Что ты там возишься? — с досадой спросил его провожатый и похлопал рукой по сиденью чёрного электробайка, припаркованного чуть поодаль от вереницы глянцевых мобилей. — Залезай.
— Я на этом никогда не ездил. Я не знаю, как туда с-садиться.
— Задницей! — рявкнул человек.
— У вас есть носовой платок? — спросил Пауль, пытаясь совладать с противной дрожью. — Я свой, кажется, выронил… Простите.
— А тебе зачем?
— Кровь… — он вытянул ладонь. — Вытереть. Вида крови не выношу… С того случая. У меня даже анализы берут за перегородкой. Спасибо! — он поймал сложенный бумажный четырёхугольник, запущенный в него наподобие самолётика, и яростно потёр руку. — Я тогда ещё и наглотался. Такой ужас! У меня теперь всегда этот вкус в горле стоит, что бы я ни ел. Ничем не заедается… представляете?