— Да, я думаю, что да. Но то, что вы с Грейсоном все утро слоняетесь без дела и безостановочно перебрасываетесь репликами, не помогло.
— Ну, он переживает из-за тебя. Пусть наседка кудахчет. Уайтт невозмутим, когда Грейсон проходит мимо, смотрит ему в глаза, прежде чем кудахтнуть один раз и исчезнуть обратно вверх по лестнице. Легкий смешок Уайтта привлекает мое внимание ухмылкой: — Он понравится Эс.
Услышав его старое прозвище для нее, я согреваю свое холодное мертвое сердце.
— Конечно, только если наседка достаточно расслабится рядом с ней, — сухо отвечаю я. Я не хотел показаться критичным, но, судя по выражению изможденного лица Уайтта, "критичный" – самое подходящее слово.
В морщинах, избороздивших его лоб, читается постоянное выражение усталости. Раньше Уайтт был полон жизни, но сейчас чаще всего он выглядит на несколько лет старше, чем следовало бы. У меня есть смутное подозрение, что его душевное состояние - и состояние внешности - вызвано моей безрассудной глупостью за последние несколько лет. Они с Грейсоном постоянно забирали меня и разгребали беспорядок, который я устраивал в своей жизни, пока я не был готов принять тот факт, что мне нужна помощь.
— Кто в этом виноват? — спрашивает он резким тоном. — Он просто беспокоится о тебе. Ты не употребляешь алкоголь уже шесть месяцев, а он ее не знает. Он не знает, насколько мы трое были близки в детстве. Шесть месяцев - это достижение, Дженсен. Давай просто посмотрим фактам в лицо: у него есть полное право беспокоиться о тебе. Я имею полное право волноваться за тебя и за тот новый ад, в который ты в конечном итоге втянешь Эс..
— Вау. Во-первых, почему бы тебе не сказать мне, что ты на самом деле чувствуешь, приятель. — Я свирепо смотрю на него, хотя в его словах нет ничего, кроме правды. — Во-вторых, я ничего не имел в виду под этим заявлением. Ты должен был это знать. — Пытаясь не оправдываться, я меняю тему. — Ее самолет скоро должен приземлиться. Ты собираешься присоединиться к веселью по случаю возвращения домой?
— А ты не собираешься выступить в роли буфера, чтобы ее острый язычок не задел тебя в первые пятнадцать минут? — он язвит, самодовольная ухмылка растягивается на его бледном лице.
— Нет. Я не стану отрицать, что буфер может понадобиться, но я просто подумал...
— Да, — перебивает меня Уайтт, ключи уже в руке. — Ты не единственный, кто скучал по ней все эти годы, — он хлопает меня по спине, прежде чем выскочить наружу и направиться к грузовику. — Я поведу! — кричит он, прежде чем сесть за руль. Ему почти так же, как и мне, не терпится увидеть девочку, которую он считает младшей сестрой с того дня, как она подбежала к нам на пляже и попросила поиграть.
Именно в тот момент на пляже Серена стала частью нашего маленького круга. Ее маленькие косички, заплетенные в одну большую косу, развевались на ветру, а веснушки покрывали ее лицо из-за летнего солнца. Мы оба были потрясены ее храбростью, не многие другие маленькие девочки стали бы лезть из кожи вон, чтобы приблизиться к двум мальчикам постарше, в то время как все остальные играли в русалочек. Не прошло и двадцати минут после того, как она подошла к нам, как ей удалось обхватить нас обоих своими покрытыми песком пальцами ... двумя совершенно разными способами. Мы с Уайттом перешли от игры в футбол к гонке за чайками, притворяясь, что все летим, обернув шеи полотенцами, а рядом с нами маленькая Серена. Без нее мы оба гораздо раньше потеряли бы нашу детскую невинность.
Маленькая, мелочная часть меня ненавидит связь, которая связывает ее с Уайттом, хотя я знаю, что он не испытывает к ней тех же чувств, что и я. Его любовь к ней - не что иное, как любовь старшего брата, тогда как мы с ней были влюблены друг в друга. Я ненавижу тот факт, что она бежала к нему за вещами вместо того, чтобы прийти ко мне, но иногда девушке просто нужен ее старший брат, а я никогда не вел себя по отношению к ней как таковой. То, что было у нас с ней, всегда было чем-то большим. Я всегда предполагал, что в основном она ходила к Уайтту, чтобы поговорить о нас, но я никогда не спрашивал. Я знал лучше, он никогда бы не предал ее доверие, даже ради меня. Это была еще одна причина, по которой я люблю своего брата, я знал, что он будет защищать ее до последнего вздоха, даже если это означало защищать ее от меня.