Правда, я не представлял себе, что говорить, и, пока набирал первый номер из книжки, старался придумать, с чего начать, чтобы с ходу не заморочить людям голову или не вогнать их в панику.
Ничего путного не придумывалось, и даже чистая правда бросила бы на меня тень подозрения, и посему я с облегчением вернул трубку на рычаг, когда кто-то зазвонил в коровий колокольчик у переднего крыльца.
Я так долго возился с запорами на двери, что к моменту, когда наконец справился с ними, звонивший, кто бы он ни был, по всей видимости, уже отчаялся дожидаться. Следы на снегу вели за угол дома, к калитке на задний двор, и, дойдя до нее, я окликнул невидимого незнакомца, а потом дошел до мастерской и снова покричал, и тут как на грех снова на крыльце зазвонил колокольчик.
Но когда я вернулся к переднему крыльцу, звонивший во второй раз не стал дожидаться ответа. Короче говоря, у передней двери никого не было.
К тому же моя машина исчезла.
Угнать ее никак не могли; начать с того, что я бы услышал звук запускаемого мотора, и потом, она просто не могла бы за такое короткое время и на такой открытой местности совершенно скрыться из вида. К тому же на многие мили вокруг не было ни души, если не считать людей, чьи голоса доносились со стороны лесопитомника. Разве что кто-то из них пришел к ферме и звонил в дверь, чтобы попросить меня переставить машину по не пойми какой причине, а когда я не отозвался, сам и переставил ее. Однако я отсутствовал не более минуты, к тому же моя машина никому не загораживала дорогу; тут и вовсе не было никакого другого транспорта, которому можно было бы загородить дорогу, если не считать побитого фургона Мюррея. Мою машину никоим образом украсть не могли, на снегу отсутствовали даже следы колес, ведущие со двора.
Правда, не было и следов, которые я сам оставил, когда подъезжал к ферме.
Я принялся гадать, уж не зашел ли некто звонивший в дом, и, оглянувшись на окна, убедился, что так оно и есть, ведь кто-то раздвинул шторы на окнах в спальне Оксбарроусов. И точно, снова войдя с переднего крыльца, я услышал голоса из кухни, к тому же стремянка уже стояла на ножках, а гирлянды снова висели по стенам коридора; мне даже показалось, что теперь они еще курчавее и хвойный запах от них еще тяжелее и сильнее бьет в нос.
Гирлянды свисали и с притолоки кухонной двери, причем образовывали такую плотную завесу, что пришлось разгребать их в стороны, и я замешкался у входа в кухню дольше, чем нужно, чтобы переступить порог: казалось, я продираюсь сквозь буйно разросшиеся заросли лесопитомника.
Впрочем, я приписал этот эффект густоте хвойных веток, из которых наплели эти гирлянды, но когда я, все еще барахтаясь среди гирлянд, попробовал обнаружить свое присутствие, когда спросил, куда подевалась моя машина, то вдруг понял, что мой голос звучит только в моей голове, а из уст не вылетает ни звука, как будто я мысленно, а не вслух задаю свои вопросы. К тому же в кухне, весь исцарапанный торчавшими во все стороны иголками сосны и остролиста, я понял, что мне отведена роль стороннего наблюдателя, а никак не участника событий, ибо три человека в кухне не замечали моего присутствия.
Ни один не повернул ко мне голову. Ни Мюррей, ни Хелен, ни Джо – закутанный в одеяло, он сидел у самой печки, у его ног стояла кружка с кофе. Тут же была и собака, великолепный доберман, но и он против моих ожиданий не вскочил, чтобы обнюхать меня, а продолжал нежиться в тепле от печки и только поводил ушами, прислушиваясь, как тяжело ударяют в окна капли дождя и как успокоительно воркует Хелен, промывая ссадины на лбу у Джо.
– Благодарение Богу, ты нашел его, – проговорила Хелен.
Мюррей лишь оглянулся и снова вернулся к супу, который подогревал на плите.
– Ему еще повезло, что я вовремя заметил его велосипед, – сказал Мюррей. – Иначе наехал бы прямиком на него.
Хелен оторвала еще один клок ваты и опустила в миску с водой у себя на коленях.
– Как думаешь, кто-нибудь у Барликорна знает, кто он такой? – спросила она.
– Уж будь уверена, там его наверняка знают, – отозвался Мюррей. – Другой вопрос, есть до него кому-нибудь какое-то дело.
– И как это ему позволили так набраться?
– Разве это их забота – указывать ему, сколько пить и когда остановиться?
– Да знаю, но ты только посмотри, Мюррей, в каком он состоянии. Ежу понятно, что у него и гроша-то за душой нет, не говоря уже о выпивке. Чертовски безнравственно брать с такого деньги.