Тина моргает.
— Э-э-э-э, — информативно отвечает она, пытаясь быстренько прочитать молитву. — Я — Тина, — говорит она, так как в голове отчего-то смертельно пусто.
Грейвс терпеливо кивает.
— Прекрасно. Это должно мне как-то объяснить ситуацию? — осведомляется он, чуть наклоняя голову влево.
Тина хочет закрыть лицо руками и хотя бы попытаться собраться с мыслями. Паники нет, но вместо этого лексический запас стремительно пустеет, а ладони становятся неприятно влажными.
Она опускает взгляд, рассматривая исцарапанные ботинки скафандра. Ей точно потребуются новые — если, конечно, её сейчас не вытолкнут в открытый космос. Тогда уже будет всё равно.
Грейвс тоже молчит, видимо, ожидая ответа. Люди на мостике с интересом косятся на Тину; они выглядят совершенно нормальными и непохожими на пиратов.
— Я не знаю, где мой корабль, — наконец выдавливает Тина, продолжая исследовать состояние обуви. — Я… Мне надо было собрать образцы, я отошла чуть дальше положенного, потом… — она трёт ладонью лоб, мучительно пытаясь вспомнить. — Я так и не поняла, что произошло; меня просто выкинуло в другое место… — Тина поднимает взгляд, встречаясь глазами со взглядом Грейвса. — Я — доктор наук, я совершенно безвредна, — делает попытку она, пытаясь разглядеть в его зрачках хоть немного милосердия.
Никакого милосердия там нет и в помине, зато в глубине радужки вспыхивает интерес.
Грейвс смотрит на высокую девушку — Тину — и мысленно выносит ей приговор. А потом… отменяет его.
Что-то его цепляет; он сам не знает, что именно. То ли шоколадные глаза красивой формы, то ли приятный тембр голоса, то ли небрежная мальчиковая причёска. Грейвс верит в судьбу, и сейчас ему кажется, что судьба даёт ему знак.
— Доктор наук… — задумчиво тянет он, глядя в расширенные зрачки. — Специализация?
— Поверхностные слои литосферы планет класса G2,5 V, — Тина чуть откидывает голову, выпрямляя спину.
Позади слышен лёгкий смешок, а затем маскирующее его покашливание.
Вот ты и упустила последний шанс выжить, понимает Тина. На пиратском корабле не нужен почвовед, ещё и ограниченный планетами определённого спектрального класса.
— Есть степень по математическому программированию и интерполяции, — уже обречённо добавляет она.
Чисто теоретически, эта степень должна помогать в настройке бортовых компьютеров — то есть чуть повышать полезность Тины. Теоретически.
Грейвс проводит указательным пальцем по тонким губам, чуть постукивая подушечкой по нижней.
Гораздо проще высадить эту красотку обратно на планету, пусть изучает свои поверхностные слои, пока воздух в скафандре не кончится. От неё будут проблемы — Грейвс почти предвидит это, глядя на Тину, но что-то внутри него говорит: ну и пусть.
В конце концов, он пират. Проблемы — его стихия.
Грейвс снова смотрит в глаза Тины. Он не может её отпустить: надо же разобраться, что в ней такого, что затронуло давно забытые струны окаменевшего сердца.
— Добро пожаловать на борт, — говорит Грейвс, наслаждаясь удивлёнными лицами команды и ещё более удивленным лицом Тины. — Придётся захватить пару жилых модулей на планетах класса G2,5 V, чтобы вам было, чем заняться, — он усмехается, снова закладывая руки за спину и поворачиваясь к звёздам. — Отведите её в отсек D, — приказывает он, рассматривая созвездие Сетки.
— Спасибо, — тихо шепчет Тина, не веря своему счастью.
Космос снова оставляет её в живых.
========== (Не)везучая ==========
Комментарий к (Не)везучая
https://vk.com/goldgraves_forever?w=wall-135902128_1112
До некоторого момента Тина Голдштейн считала, что по жизни ей очень везёт.
Престижная школа Ильверморни, должность старосты; да что там — она лучшая студентка своего выпуска. Перед ней открыты многие двери, но она уверенно — потому что она не ждёт отказа — приходит в высотное здание на Бродвей, 233, где ей вручают блестящий значок аврора и вежливо подталкивают под крыло Персиваля Грейвса.
Грейвс не любит новеньких, но Голдштейн удаётся его переубедить: она работает за двоих и не путается под ногами. Она пишет отличные отчёты и с каждым разом увеличивает процент раскрываемости.
Если бы все были, как она, — как-то раз замечает Пиквери, и Грейвс мысленно соглашается: ах, если бы.
Её невезучесть расцветает во всей красе чуть позже, через пару лет, и весь отдел (и сама Тина) некоторое время пребывает в шоке: как так-то?
К тому времени Грейвс уже отчётливо понимает, что смотрит на вечно сутулящуюся спину далеко не так, как следовало бы смотреть начальнику. И от этого выговоры раз за разом становятся всё жестче, а глаза Тины блестят всё чаще. Грейвс понимает, умом понимает, что делает всё правильно, что так и надо, но сердце каждый раз кричит: заткни свой чёртов рот, Персиваль, и скажи, что всё будет хорошо.
Но он не говорит, что всё будет хорошо. Он говорит, что ещё один прокол — и Тина отправится работать в отдел выдачи разрешений.
По щеке Тины катится слеза, очерчивая маленькую морщинку от ямочки. Грейвс любит смотреть, как Тина улыбается, любит — он уже и правда любит — её ямочки и прищуренные глаза.
Вот только Грейвсу Тина не улыбается. Вообще. Никогда.
Она нападает на не-мага. Тихая робкая Тина применяет заклятие в толпе людей, которые не знают, не должны знать о магии. На такое не решаются даже маститые мракоборцы, а уж от Тины такого ожидать… было нельзя?
Сложно сказать: за последние несколько месяцев она, кажется, нарушила почти все немногочисленные статьи кодекса работника аврората.
Пиквери рвёт и мечет, но как-то вяло, и Грейвс понимает: это напоказ. Он лично подписывает пару бумажек, отправляя волоокую Голдштейн подальше вниз, и не чувствует никакой вины — только тоску, что больше её не увидит.
Впрочем, на следующий день она благополучно выливает кофе на его безупречно белую рубашку, и Грейвс с трудом сдерживает улыбку: он что, правда думал, что избавиться от неё будет так просто?
Он даже рад.
Нет, не так. Он совершенно точно рад, что рядом в лифте стоит краснеющая Голдштейн, бросающая косые виноватые взгляды в его сторону.
От неё пахнет кофе с корицей.
Вечером в здании МАКУСА пустынно, но Грейвса волнует наличие только одного человека.
— Тина, — говорит он, спускаясь в подвальное помещение и находя взглядом немного растрёпанную причёску, — вы в курсе, что рабочий день закончился?
Она испуганно поднимает глаза, и Персиваль про себя аплодирует: талант, Голдштейн. Она совершенно не умеет скрывать свои проколы.
Он подходит ближе к столу и с интересом смотрит на разбросанные по нему документы, заляпанные нестирающимися чернилами.
Он уже даже не удивлён.
— Гляжу, вы освоились, — комментирует Грейвс, наблюдая за медленно появляющимся румянцем. — Поужинаете со мной?
Последнее выходит как-то случайно, но на его лице не дёргается ни один мускул: в крайнем случае, Обливиэйт ещё никто не отменял.
Голдштейн краснеет ещё сильнее и локтем сбивает палочку на пол. Сгибает колени, стукается головой о столешницу, роняет стопку папок и, наконец, поднимается на ноги.
На её блузке — интересной формы пятно от чернил. Похоже на Африку, думает Грейвс и переводит взгляд на пылающее лицо Тины, которая готова провалиться ещё глубже этого подвала.
В помещении так тихо, что Персиваль может слышать её нервное дыхание.
— Я задал вопрос, — напоминает он, поняв, что ответа он не дождётся.
Тина вздрагивает и резким движением поправляет волосы.
Странно, но это движение не вызывает очередного апокалипсиса.