Когда все ставки были сделаны, на столы поднялся глава местной общины. Он выступал судьей в этих коротких, но отчаянных боях.
Наконец, секунданты осмотрели птиц и надели на лапы каждой устрашающего вида металлические острые шпоры. Раздался звонкий удар гонга — и битва началась. Два петуха ринулись друг на друга и начали кружиться в воинственном танце. Затем полетели перья, а стол окропили первые капли крови, когда искусственный коготь красно‑черного петуха пропорол грудь своего противника с белым оперением. Толпа вокруг загудела, на лицах людей проявились чувства, которые невозможно наблюдать в иных обстоятельствах. Кто‑то схватился за голову, осознавая, что шансы их бойца на победу низко упали. Другие радостно закричали и воинственно затрясли кулаками, нутром почувствовав, как серебро само наполняет их карманы. Третьи в волнении сжали губы, не отрывая глаз от яростной схватки, где два обезумевших петуха подпрыгивали вверх, взмахивали крыльями и пытались ударами сильных ног рассечь плоть друг друга.
Между тем красно‑черный петух наступал все чаще и чаще, заставляя соперника отступать. Стало очевидно, что силы раненой птицы на исходе. Когда на грязно‑белом, испачканном кровью оперении появились новые рваные росчерки, обессиленный петух покорно сел и перестал сопротивляться. Не давая забить поверженного, судья вмешался и, осторожно взяв в руки победителя, объявил об исходе сражения.
— Есть! — радостно закричал Хугао.
Крошечная сумма, которой он распорядился, удвоилась. Но мужчина не стал забирать свой выигрыш и тут же заключил пари на следующий бой.
Наблюдать за всем со стороны было очень нелегко. Извозчик понимал, что для него лучшее решение — уйти из таверны и не поддаваться искушению. Ведь Сейронга неумолимо тянуло в толпу зрителей. Ему был понятен этот дикий азарт в глазах людей и витавшее в душном помещении, почти осязаемое желание поставить и обогатиться за счет своей интуиции. Пары лубаки ослабили волю мужчины, и это желание вдруг стало непреодолимым.
«Один раз. Только один раз. Я ведь заслужил, — мысленно уговаривал себя Сейронг. — Да, я обещал Милати покончить с играми, но... Я же сдержал слово! Сколько лет я не играл? А тут всего одно пари! К тому же я не дурак и не собираюсь проигрывать все наши деньги. Нет. Мне это не нужно. Теперь‑то я знаю, что выигрывать всегда — невозможно. Теперь я знаю, что, играя, нельзя прокормить семью. Нельзя постоянно выигрывать, нельзя... А вот расслабиться и снять напряжение — почему бы и нет? Все вокруг так делают. Да и в конце концов, разве не могу я, почти свободный человек, у которого дома припасена куча серебра, позволить себе одну ставку? Могу».
— О, Сейронг, дружище, решил все‑таки вернуться и посмотреть? — обратился к нему довольный Хугао, видя, как его знакомый лезет сквозь толпу.
— Да. И считаю, что вот тот золотой красавец победит в следующем бою.
— Ты все‑таки заключишь пари?
— Только на эту пару, — уточнил Сейронг.
— Отлично! — обрадовался Хугао. — Но бьюсь об заклад, что твой петушок проиграет. Лучше поставь на другую птицу, пока не поздно.
— Нет, — покачал головой Сейронг.
Довериться совету пропащего Хугао — последнее, что он хотел сделать.
— Ого! Откуда у тебя столько денег? — жадно спросил старый знакомый, увидев, какую сумму отдал извозчик одному из распорядителей боев.
— Заработал, — грубо ответил извозчик и напыщенно ухмыльнулся.
Сейронг и вправду решил сделать всего лишь одну ставку. Но с одной оговоркой: сразу на всю сумму, что была в кармане. Она равнялась ни много ни мало его двухмесячному доходу, который он раньше получал и на всякий случай прихватил с собой. Такой вариант в случае проигрыша исключал возможность дальнейшей игры.
Вновь раздался удар гонга. Два сильных и гордых петуха сцепились в жестокой схватке на окровавленных столах.
По всему телу Сейронга прокатилась ни с чем не сравнимая волна возбуждения, а в глазах вспыхнул былой огонь. Его руки затряслись, а по телу пробежала дрожь. Не замечая никого, он пробился сквозь тесную орущую толпу и оказался в первых рядах. От спокойного и скромного извозчика не осталось и следа. Наблюдая за ходом боя, возница отчаянно кричал и поддерживал свою птицу с таким остервенением, будто от исхода битвы зависела вся его жизнь. Сердце бешено колотилось и уходило в пятки, когда на теле золотистого петуха появлялись раны, а потом снова поднималось вверх и взрывалось фонтаном чувств.