– Тут и соленья, – перебил боец Мансура.
– Мож, где водяра припрятана? – оживился другой.
– Ага, ты еще телок поищи, – раскрутил любимую пластинку Толик с чавканьем прожевывая “гуся”…
В скором нас ожидало еще одно везение. Митяй вернулся в здравии с женой и сыном Никитина.
– Они в машине… – запыхавшись, он сообщил.
– Так, выкладывай, только быстро.
– Значит, менты были…
– Ну?
– Значит, открывает Любка дверь, вся заплаканная. Ой, говорит, Митька, горе у нас, Сергея увезли. Я, мол, как, почему? Она – сама не знаю. Соседские пацаны видели, как запихнули его в машину. С работы приходили, я тотчас сообщила. Но ничего толком не объяснили. Задали вопросы – кто звонил, кто приходил? Может, я знаю то, чего и им надо знать? А я – а что я? Серега-то про работу, как партизан…
Тут она горько зарыдала. Спрашивает, Митька, если не власти, то кто?
Ну, я ее успокаиваю. Мол, жив твой Сергей, сам видал. Что там было, не знаю. Я даже не знал, что муж твой красноперый, только вот прозрел. Позвонил Серега мне, позвал на стрелку и говорит – иди домой, привези моих туда, куда укажу. Дома оставаться им палево. Любка тебя знает. Вот записка, чтоб поверила.
Люба баба умная, то читает, то глазами по мне шарит. Я ж как помидор расцвел. Врать-то я не умею, как этот… – фыркнул он в сторону Никитина.
– Не отвлекайся, – Мансуров с нетерпением.
– В общем, говорит она мне, тут дело нечистое, Митяй. А ну выкладывай, что случилось? Ты краснеешь или когда врешь, или же пьешь. А сейчас трезвый как поп-язвенник. Пришлось побожиться – вот те крест, святая правда, что рассказал. Может менты-пидоряги сами его взяли, позже отпустили. Собака ведь на лапу собаке не наступит…
В общем, изложил я все это, видимо, грамотно, она быстро собралась, одела ребенка…
– Митяй, ешкин кот, ты ж не крещенный, что ты гонишь про крест? – перебил Толик. – Ты ж молоканин?
– Какое твое собачье дело, кто я!.. – завопил было Митяй, но Мансуров вновь жестом закрыл тему.
– Иди, встречай семью, – обратился я к Никитину, – проводи в дом. Ты знаешь, что сказать. Толик, страхуй Кощея…
Никитина вновь освободили от наручников. Потерев, видимо, онемевшие от холода и бездействия руки, он молча встал и направился к выходу.
– Стой!..
Я подошел вплотную к Никитину. Он был почти на голову ниже и хило выглядел. Только во взгляде чувствовалась волчья натура и сила.
– …У нас на Кавказе, где, по-твоему, одни звери живут, учат, что для настоящего мужчины честь, интересы и безопасность семьи приоритетнее всего: жизни, всякого сраного долга, ну и всего прочего… Ну, ты понял…
Он нехотя кивнул.
– …Я перед этими пацанами, которые привыкли отвечать за свой базар и требовать это от других, клянусь Аллахом, что, если нас не подведешь, ни одна волосинка не упадет с головы твоего пацана и его мамаши. Ты мне веришь?..
Он вновь слегка кивнул.
– …И, соответственно, наоборот. Митяй, если по рации услышишь, что нас подставили, можешь далее не трепетать над их прической по той простой причине, что волосы без головы никому не нужны будут. Усек?.. – я впился в него взглядом. – И мы тебя не прикончим. Укоротим немного конечности, в смысле, грабли, копыта, член… Но жизнь оставим. Чтоб ты еще на этом свете почувствовал ад от осознания того, что сам же подвел родных под расход.
Бойцы вокруг одобрительно закивали.
– Все справедливо, – резюмировал Толик. – Теперь флаг тебе в руки, красноперый…
Митяй слегка подтолкнул его к выходу. Через секунду все трое растворились в снежней белизне.
Наши взгляды с Мансуровым встретились. Думаю, я прочитал тогда в его глазах…
– Презрение! – тут завопила Аталай, которая, кажется, готова была выцарапать глаза рассказчику, не прижми ее вовремя к себе Ганмуратбек. – Презрение! Отвращение! Брезгливость!
– Эй-эй, дамочка… – попытался урезонить ее Бакинец, но через секунду жутко пожалел.
– Заткнись! Тоже мне, мужичек! – обрушилась как фурия на него Аталай. – Да у вас нет даже капельки мужества, чтобы вставить слово этому бандиту! Как можно так низко пасть, чтобы взять в заложники женщину с ребенком и шантажировать этим мужа и отца?.. Да пусти меня! – огрызнулась “дивчина” и на Ганмуратбека, скинув его руку с плеч. – Тоже мне, кавалер! Иди к своим баранам…
Тут подключился Прилизанный: