Екатерина Владимировна рассматривала покосившиеся бревенчатые стены, пол из грубых досок с облезлой краской и с широкими щелями и качала головой.
— И печку самой топить? И воду таскать? А удобства? Во дворе?
— Во-он, у того сарайчика, — кивнула Линка, подходя к окну. — Видите?
— Вижу, — вздохнула тетка.
— Да бросьте вы сокрушаться, — тряхнула косой Линка. — Я, теть Кать, теперь очень здорово знаю, чего в этой жизни надо бояться, а чего — нет. Ой, как здорово, что собрались, приехали!
— У тебя все в порядке? Как Дашенька?
— Нормально, — успокоила ее Линка. — Гуляет с Володей…
С утра Володя, как всегда, сел за письменный стол. Подходящей работы он так и не нашел и решил заняться переводами.
— Во-первых, по моей специальности, давно об этом мечтал, во-вторых, хорошо платят, а в-третьих, — загибал пальцы, — все время дома, буду тебе помогать. Ты вон совсем извелась, — осторожно проводил по ее волосам. — Получим много денег, купим тебе теплое пальто… Нет, шубу. Настоящую меховую шубу, — обещал, ласково глядя на жену. — И самые модные сапожки.
— Может, вначале велосипед Дашке? Врачи очень рекомендуют, — робко напомнила Линка. — Вырабатывать у нее координацию движений надо.
— Купим, о чем разговор! — горячо подхватывал Володя и направлялся к письменному столу. Но тут же поворачивал назад. — Нет, вначале помогу тебе. Что сделать? Погулять с Дашкой? Растопить печь?
— Да что я, безрукая, что ли? Справлюсь. Ты иди работай.
И довольно улыбалась, когда из его комнаты доносился резкий стук пишущей машинки.
Однако через пару часов стук слышался все реже И, когда стрелка подходила к одиннадцати, прекращался совсем. Удивительно, как чутко реагирует Володя на это время. Определяет его безошибочно, всегда и везде, даже если спрятать часы. Вот и теперь. То и дело встает, беспокойно шагает по комнате. Чиркает спичкой — раз, другой. Видно, никак не может прикурить.
Наконец не выдерживает, приходит к ней на кухню.
— Пойду нарублю дров, — сообщает. Но, увидев свежую поленницу у печки, разочарованно тянет: — А-а, ты уже нарубила… Тогда принесу воды. Или уголь просею.
— Уже просеяла и воды принесла. Сиди работай.
Муж постоял, переминаясь с ноги на ногу, потом предложил:
— Пойду посыплю дорожку шлаком.
— Может… Может, возьмешь на улицу Дашку? Пусть свежим воздухом подышит.
Линка знает, что с дочерью он в ларек не зайдет, не посмеет…
— …А где они гуляют? — не унималась Екатерина Ивановна.
— Во дворе, — пожала плечами Линка, не понимая ее беспокойства. — Может, под навес какой-нибудь от дождя спрятались. А что?
— Да когда я лесом от станции шла, слыхала, кто-то звал: «Даша, Даша». Я еще подумала, не Володя ли…
«Ларек! — пронзила догадка. — Зашел все же! А Дашку на улице оставил. Она и утопала в лес…»
Как была, в платье и в домашних туфлях, ринулась на улицу.
В сосняке, прилегающем к пивной палатке, услышала, как Володя охрипло кричит:
— Даша, Даша-а-а! — Увидев жену, бросился к ней, уронил голову на ее плечо и, пьяно всхлипнув, признался: — Я только на минуту ее оставил. На одну минуту…
Линка нетерпеливо отстранилась…
— Беги туда, а я в другую сторону, — предложила, тяжело дыша, и кинулась к дороге, которая вела к соседнему поселку.
— Вы девочку не видели? — спрашивала редких встречных. — Девочку, маленькую такую? В красном пальтишке и белой шапочке с помпоном? Не видели?
Никто не видел. Она металась по лесу, кричала:
— Даша! Да-аш!
Никто не откликался. Бессильно прислонилась к скользкому от дождя стволу старой осины, расправила прилипшее к ногам мокрое платье. Ее вдруг начало колотить. Не от холода: пот ручьями лил по лицу. Она поняла: Дашку не отыщет. Прошел почти час, за это время она могла дотопать если не до Москвы, то уж до шоссе…
И вдруг электрическим разрядом по телу: «Шоссе! Дорога, машины. С Дашкиной нарушенной координацией движений!» Сбило, покалечило, если не…
«Господи, только бы была жива! Только бы жива».
— Да-аш! — прокричала осипшим шепотом.
— Вы девочку ищете? — спросил вдруг проходящий мимо мужчина.
— Девочку. Дочку. В красном пальтишке…
— И в белой шапочке? — подсказал он. — Так она там, — махнул рукой в сторону станции, — на той стороне путей.
И тут увидела ее — маленький кумачовый комочек в белой шапочке с помпоном. Такая несчастная — лицо зареванное, красное, как ее пальто. Вся перепачканная грязью. Ее вела за руку пожилая женщина в сером пуховом платке.