Несколько раз перезванивала лаборантка Верочка, выясняя, когда Полине удобно отдежурить в ректорате, первого мая или второго. Звонили из месткома: послезавтра — внеочередное заседание. Одолевали дипломники: деканат срочно требует сведения о готовности их к защите…
Внесла свой вклад и Галка Леонова.
— Я тебя заменяю, — сообщила без энтузиазма. — Диктуй план.
— Так, — начала Полина, листая конспект, — в двести двенадцатой — первое занятие по «категориям». Дай им… Ой, минутку, утюг!.. Дай им текст на анализ и… минутку!.. — снова на кухню, выключает плиту. — Ч-черт, бульон сбежал!.. На третьем курсе — контрольная. На четвертом… Ой, минутку!
— Ну, что там у тебя еще сбежало?
— Дождь пошел, а у меня белье на балконе…
— Нарочно бюллетень взяла, чтобы все домашние дела переделать?
— Что ты, Галочка! — умилилась наивности подруги. — Все разве переделаешь? Так вот, на чем мы?..
— Кстати, ты вовремя заболела, у нас грядет новая кампания — по технизации учебного процесса.
— А по интенсификации что, закончилась?
— Дохихикаешься, — предупредила Галка, — лучше бы в план что-нибудь впихнула.
Галка, однако, права: заболела она вовремя — ведь завтра юбилей Глеба, Полину просили подготовить поздравительную речь. Кое-как отбоярилась — сказала, что может разболеться, плохо себя чувствует. И точно, разболелась.
Полина уже давно заметила: стоит ей чуть соврать, как тут же все сбывается. Любая, даже невинная, ложь оборачивается правдой. И в основном против нее самой. Вот и теперь: дадут ей отлежаться дома, как же!
— В пятницу лекция для народных контролеров, — бодро докладывает лаборантка Верочка, позвонив дважды в течение получаса. — А в следующий понедельник — ваша собственная, по линии общества «Знание». Путевка на табачную фабрику «Дукат»…
— Хоть бы уж на «Яву», у них сигареты лучше. — Володя выдергивает из розетки вилку, едва Полина положила трубку. — У тебя же температура. Ложись!
Забота мужа, хотя и выраженная в такой агрессивной форме, приятна, но Полина все же снова включила телефон: мало ли что. Тут перезвонила Галка:
— Обещала «Фаворита» достать, помнишь?..
Последнее время Полина жила с ощущением смутной гнетущей вины — всем была постоянно должна. Кому-то что-то обещала, но не сделала, а если и сделала, то не так, как надо и как хотела бы. И это недоделанное, недоданное вязкой мутью оседает в душе, портит редкие минуты радости. Диабетчику обещала по линии месткома путевку в Ессентуки. Но именно туда путевок не было. В Сочи, в Ялту, в Гагру — пожалуйста, но в Ессентуки — нет, а диабетчику нужен особый режим. Или — автомобилисту подвинуть очередь на гараж: другие, сзади стоящие, уже получили, а он нет, и, значит, надо поднимать бумаги, искать, разбираться…
Стыдно признаться, но когда с Полиной особенно приветливо здороваются, она всякий раз ловит себя на мысли: «Что ему от меня надо?» Вот и получается: обещала девчонкам в общежитии встречу с поэтом, но дотянула до зачетной сессии, студентам стало не до мероприятий; отделалась небольшой беседой, а в графе «выполнение плана» поставила плюс, дав себе слово организовать встречу в следующем семестре.
В стенгазету статью до сих пор не написала, на письма не ответила… Долги, долги, долги… Сбросишь с левого плеча, а они, как черт, оседлавший гоголевского Вакулу, перепрыгивают на правое. А еще домашние дела и обязанности. Есть такая поговорка: хочешь быть счастливым, делай все вовремя. Все так. Но где взять время для этого «вовремя»?
Так что болезнь — просто подарок, щедрое преподношение небес. Если бы не температура…
Жар, читать трудно — глаза не глядят, зато слушать можно. Нажала клавишу стоящего на тумбочке транзистора. Полились негромкие чистые звуки. Одиннадцатая соната Моцарта, «Ля-мажор», ее любимая» «Господи, как давно я не слушала музыку!» Закрыла глаза, откинулась на подушку.
— Лежишь? — заглянул в дверь Володя. — Нет-нет, не вставай! — замахал руками. — Мы с Дашкой все сделаем. Я сейчас чаю поставлю, а?
До чего все же здорово болеть! Все тебя любят, все заботятся, а ты лежишь и наслаждаешься Моцартом…
На кухне начинал посвистывать поставленный Володей чайник; из его комнаты доносился бойкий стук пишущей машинки; Дашка сухим, тонзиллитно-фарингитным голосом талдычила за стенкой какое-то правило… Все словно бы существовали сами по себе, но как-то очень органично между собой переплетались… И если бы Полину сейчас спросили: «Ваше единственное последнее желание?» — она бы ответила: «Чтобы так было всегда».