Иван колебался, стоит ли связываться с пресс-службой. Он хорошо знал, что телевизионные объявления без фотографии почти никогда не дают результата. А показывать такой страх… Что там можно опознать — не лица, а месиво.
Замерзнув на ледяном ветру, оперативники отогревались бергамотовым чаем и обсуждали детали нового дела. Без пяти семь на столе убежавшего домой Зотова задребезжал телефон. Не вставая со стула. Костя протянул руку и взял трубку. Послушал, а потом, не говоря ни слова, передал Ивану.
— Логунов… Вот как! — Иван нахмурился. — Как она выглядит? Рыжая?.. Черт! А двор проходной?.. Тогда посадите в каждый подъезд по «алкашу», пусть сидят хоть до утра. Не ходить же по квартирам… Все, я буду у себя, если что, сразу дайте знать.
Костик, который напряженно вслушивался, пытаясь по репликам Ивана уловить суть разговора, смотрел выжидательно.
— Как в кино — все в последнюю минуту. — Иван заглянул за шкаф. — Куда раскладушка-то делась? Наш Кирюша вернулся сегодня с работы, побрился, помылся и двинул обратно на трамвайную остановку. Там он встретил некую девицу, но не высокую блондинку, а наоборот, мелкую и рыжую, хотя, говорят, довольно-таки красивую. Они вошли во двор и, пока «хвост» переходил дорогу, исчезли. По времени вряд ли могли далеко смыться, даже двор перейти, там дворы немаленькие. Значит, вошли в какой-то подъезд. Костя, не видел раскладушку?
— Ты что, ночевать здесь остаешься? — удивился Малинин.
— А что делать!
— Как что? Домой ехать.
— Да нет, мне так спокойнее будет.
— Мудришь ты, Ваня, — Костя покачал головой. — Думаешь, он пошел к ней домой, чтобы зарэзать? Девица-то не в маньяковом вкусе. Видимо, просто герл-френд.
— Китаев сказал, что в их психованной башке сам черт ногу сломит. Тенденцию уловить можно, как процесс будет развиваться, а вот детали — фиг.
— Даже если и так. Пойми, мы ничего не можем сделать, пока труп не найдем. Ну выследят его — и что? Пойдут узнать, не угробил ли он свою подружку? Ночью? Если нет, значит, все дураки. А если да, все равно уже ничем не поможешь. Поезжай домой.
Иван упрямо молчал.
— Ну ты и упертый, Ваня! Ладно, как знаешь. А койку, кажется, брал Храмов. Подожди-ка! — Костя сорвался с места и через пять минут притащил вконец разболтанную раскладушку. Прислонив ее к стене, он снова убежал и вернулся, таща перед собой свернутый в рулон матрас.
— Получай, Иван, гранату! Между прочим, Храмова я в дверях поймал. Еще пять минут — и спал бы ты на стульях. Да… — Костя пнул раскладушку ногой. — Ложе неказистое. Приятных сновидений, Иван Николаевич!
— Раньше у нас диванчик был. Ну, не диванчик, а так, кушетка.
Иван набрал домашний номер и попросил Аленку сказать маме, что останется на работе на всю ночь. «Слава богу, — облегченно вздохнул он, — не пришлось объясняться с Галиной».
— А куда делась кушетка? — спросил Костя, застегивая куртку.
— На тебя сменяли. Она стояла там, где сейчас твой стол. Так что уплотнили нас по законам революционного времени. А в качестве компенсации выдали раскладушку. Мы еще чайник просили электрический, пусть не «Тефаль», хоть какой-нибудь плохонький — так не дали. Бобер сказал, что ты сам по себе ценное приобретение.
— Ну звиняй, батьку! На День милиции подарю вам с Лехой чайник. Слушай, Вань, может, все-таки поедешь домой? Ничего до утра не случится.
— Нет, — Иван набычился, как вредный малыш, которого бабушка напрасно уговаривает вылезти из песочницы.
— Тогда давай я тебе отравы какой-нибудь поищу. С утра ведь голодный.
— Отрабатываешь за диван? — Иван старательно пытался казаться веселым. — Тогда, знаешь, куда сходи? Тут подвальчик есть рядом, на углу. Может, дадут что-нибудь с собой?
— Знаю. Там можно есть без риска.
Костик убежал, а Иван позвонил Панченко, но его не оказалось ни на работе, ни дома. Вера Анатольевна, мать Бориса, сказала, что вряд ли он появится раньше одиннадцати. Попросив передать, что ждет звонка на работе, Иван повесил трубку.
«А ведь я действительно не еду домой только потому, что не хочу», — подумал он.