Человек, который желает при всех обстоятельствах пребывать добродетельным, остается лишь гибнуть среди множества тех, кто не добродетелен.
Остерегайтесь мысли, что у вас есть такие добродетели, каких нет у других.
Наши добродетели — это чаще всего искусно перенаряженные пороки.
Многие скорее считают добродетелью раскаяние в ошибках, чем желание их избежать.
Все, кто стремится к добродетели, друзья между собой…
Истинное достоинство подобно реке: чем она глубже, тем меньше издает шума.
Люди извращают свою душу, совесть, разум точно так же, как портят себе желудок.
…лучшая доля не в том, чтобы воздерживаться от наслаждений, а в том, чтобы властвовать над ними, не подчиняясь им.
Кто согрешит в чем-то одном, тот становится виновным во всем.
Во все времена и во всех странах и во всех жанрах дурное кишмя кишит, а хорошее редко. В любой профессии все самое недостойное предстает особенно нагло.
Чтобы избавиться от кого-нибудь, достаточно предоставить ему возможность погрязнуть в каком-нибудь пороке.
Мой жизненный опыт убедил меня, что люди, не имеющие недостатков, имеют очень мало достоинств.
Признаваясь в мелких недостатках, мы тем самым стараемся убедить окружающих в том, что у нас нет крупных.
У моего слуги девять таких свойств, что если б хоть одно из них было у Соломона, у Аристотеля или же у Сенеки, этого было бы довольно, чтобы опорочить всю их добродетель, мудрость и святость.
Хорошо не иметь пороков, но плохо не подвергаться искушениям.
Ничто так не обескураживает порока, как сознание, что он угадан и что по его поводу уже раздался смех.
Нет вернее средства разжечь в другом страсть, чем самому хранить холод.
Ум всегда в дураках у сердца.
Любая страсть, владеющая человеком, как бы открывает прямой доступ к нему.
Сомнение — отчаяние мысли; отчаяние — сомнение личности.
Мы сопротивляемся нашим страстям не потому, что мы сильны, а потому, что они слабы.
Чем страсть сильнее, тем печальней бывает у нее конец.
Страсть делает наилучшие наблюдения и наихудшие выводы.
Всякий раз, когда я вижу женщин, да и мужчин, слепо кем-то увлеченных, я перестаю верить в их способность глубоко чувствовать. Это правило меня еще ни разу не обмануло.
Люди готовы, чтобы немного развлечься, послушать философов, как они слушали бы скрипача или фигляра. Но чтобы поступать так, как советует разумный человек, — никогда. Когда бы ни приходилось делать выбор между разумным и безумцем, человечество всегда без колебаний шло за безумцем. Ибо безумец обращается к самой сущности человека — к его страсти и инстинктам. Философы же обращаются к внешнему и второстепенному рассудку.
Страсти не что иное, как идеи при первом своем развитии: они принадлежат юности сердца, и глупец тот, кто думает целую жизнь ими волноваться: многие спокойные реки начинаются шумными водопадами, а ни одна из них не скачет и не пенится до самого моря.