Оставалась надежда, что Баки исполнит еще два желания, и его лампа попадет в руки кого-нибудь менее жестокого. Кто пожелает созидать. Но и на это надежды было мало.
Чтобы убить время, которое даже не ощущалось толком в лампе, Баки мечтал, как бы он создавал города, похожие на те, в которых он жил. Города джиннов, воздушные замки с резными маковками, венчающими башни. Витражи, в которых играло своими лучами солнце, заливая помещения многоцветными переливами. Дворцовые анфилады с колоннами в виде прекрасных дев, что живут в воде, которые ласкает гуляющий по комнатам ветер. Сады с яркими, как драгоценные камни, цветами, и зеленые лозы, что увивают колонны и башни, стены и сетчатые изгороди. Балконы, на которых можно танцевать с ветром. Фонтаны маленькие, уютные или большие, в иных из которых струи воды бьют так высоко, словно стремятся достичь неба. И музыка, которую ветер играет на стеклянных сосудах.
Музыку Баки любил. И цветы любил, но не имел возможности насладиться ими уже очень давно.
Когда его призывали ифриты, они иногда делали это в садах, ведь ифриты тоже любили музыку и цветы, только другую и другие. И он мог смотреть на ализариновые розы, алые маки, пурпурные ипомеи, мелкие звездочки хионодоксов… Баки любил цветы и знал, как они называются. Он просто однажды пожелал знать все-все-все цветы на свете. У него даже был свой садик, за которым он ухаживал руками. Там было много цветов, словно горы драгоценных камней переливались они в солнечном свете после дождя. А еще он пожелал, чтобы его сад никогда не увядал и его нельзя было разрушить.
Свои желания выполнять было легко. Их не нужно было произносить вслух, и Баки точно знал, чего он хотел, со всеми мелкими нюансами. А чужие желания требовали уточнений, пояснений, это если кто-то догадывался уточнять и пояснять.
Если бы сейчас Баки смог выполнить хоть одно свое желание, он бы пожелал оказаться в своем саду и больше никогда-никогда-никогда не исполнять ничьих желаний, даже своих собственных. Но для джинна не исполнить желание — как перестать существовать.
Хозяин вызвал Баки, когда тот предавался мечтам о гениях воды, прекрасных девах с рыбьими хвостами. Иногда он встречал их, и они просили сделать им ноги, но не навсегда, а чтобы погулять и вернуться в родную стихию. И он с удовольствием выполнял эти желания, даже гулял с ними.
— Слушаю, хозяин, — материализовался Баки.
В этот раз хозяин лежал в кровати и был бледен, волосы слиплись от влаги, и весь он выглядел плохо. Баки понял, что хозяин умирает. Но ему не было его жаль, он был жесток, он убил брата своего.
— Желаю, — закашлявшись проговорил хозяин, — выздороветь сейчас и больше никогда не болеть ни известными науке, ни неизвестными заболеваниями.
Баки подумал, но не нашел к чему можно было бы придраться или выполнить не так, потому что он понял, чего от него хотели.
— Будет исполнено! — хлопнул он в ладоши.
Желание сбылось, серость лица исчезла, появился здоровый румянец, больше не хрипело и не булькало, когда хозяин вздыхал. Баки поклонился и исчез, не дожидаясь, когда хозяин прикажет. Ему было больно от того, что такой человек может пользоваться его силой. Радовало только то, что у него осталось всего одно желание.
Баки не знал сколько, но чувствовал, что долго, очень долго хозяин не решается загадать последнее желание. Но вот его снова вызвали. Материализовавшийся, Баки огляделся: он был в странном полутемном месте с низкими потолками и стенами из очень ровного когда-то красного камня. Пахло паром и затхлой водой. Баки не знал, где он, но место было очень неприятным, даже угрожающем, а освещалось оно странной грушевидной висящей свечой, которую сверху прикрывал плоский металлический абажур.
Рядом с как всегда странно, но очень дорого, Баки это чувствовал, одетым хозяином стоял настолько несоответствующий ему кто-то грязный, заросший и вонючий, что он не сразу признал в этом существе человека.
— И так, Баки, если я отдам ему лампу, ты будешь исполнять его желания? — спросил хозяин.
— Да, — кивнул Баки. — Три желания.
Он не совсем понимал, к чему ведет хозяин, ведь у него было еще одно желание, зачем он хотел отдать лампу?
— И у меня останется одно мое желание, когда лампа вернется ко мне? — снова задал вопрос хозяин.
— Да, — вновь кивнул Баки. — Останется еще одно желание.
— Отлично, — от радости, казалось, хозяин сейчас потрет руки, но этого не произошло.
Было странно, почему грязный человек никак не реагирует на него, но Баки решил не заострять на этом внимание, пока лампа не оказалась в его руках.
— Чего желаете, хозяин? — сразу спросил он, чтобы не появляться несколько раз.
Его прежний, лощеный хозяин сунул новому хозяину лист бумаги.
— Читай! — приказал он, и вонючий хозяин забормотал так, что Баки еле разбирал слова.
— Я желаю, — бормотал он, — чтобы Александр Пирс, твой прежний хозяин, был назначен на освободившуюся должность главы отдела, в котором он работает, через неделю.
— Будет исполнено! — хлопнул в ладоши Баки.
— Следующее! — рявкнул Пирс.
— Желаю, чтобы мой труп немедленно исчез, — пробормотал хозяин. — Какой труп? Как исчез?
Он оживился, поворачиваясь к Пирсу, когда Баки уже хлопнул в ладоши, оповещая, что желание исполнено. Дальше случилось что-то непонятное. Пирс выхватил странный предмет, и тот тут же прогремел, как рассерженное облако, плюнул огнем, а хозяин, который не загадал третье желание осел на грязный пол, хлюпнул кровью и затих. Не прошло и пары секунд, как тело и кровь исчезли, а Пирс поднял выпавшую из рук лампу.
— Я твой хозяин и у меня осталось еще желание? — поинтересовался он.
— Да, — кивнул Баки.
Ему было плохо. Он увидел, что его хозяин поистине жестокосердный и страшный. Он не просто убил своего брата, он хотел убить его. Баки никак не мог понять за что. Даже ифриты, уж на что могли быть жестоки, так не поступали друг с другом. Он втянулся в лампу, не желая более смотреть на своего хозяина. Он больше не хотел исполнять желания, и очень боялся, что хозяин, Пирс, сделает так еще не раз.
И не ошибся. Через какое-то время Пирс снова вызвал его и отдал лампу другому. Тогда Баки попытался выполнить желание неверно, чтобы оно сбылось как-нибудь неправильно, но получил только еще труп и угрозу. Оказывается, хозяин заметил, что Баки не нравится то, что он убивает, что пытается жалеть своих новых хозяев, и стал убивать больше, словно ему это нравилось.
Однажды Баки взмолился, чтобы тот прекратил убивать, пообещал исполнять желания точно, чтобы они работали так, как того хотел хозяин, но ничего не вышло. А не исполнять желания Баки не мог. И так он менял хозяев, которые умирали, только произнеся второе желание, которое всегда было одинаково, чтобы исчез труп.
Жестокость его хозяина, который нашел способ исполнить для себя больше трех желаний, так угнетала Баки, что с каждым разом он материализовывался все более блеклым, полупрозрачным, золото на нем потускнело и больше не сияло, камни стали мутными, а шаровары словно покрылись пылью и стали ветхими.
Умные врачи-психиатры сказали бы, что это депрессия, но Баки не знал такого слова, он даже не подозревал, что болеет, он просто чувствовал, как угасает, истончается и скоро даже перестанет говорить. Баки знал, что проходят годы, потому что его хозяин не становился моложе, он старел, потому что старость — естественный процесс, не болезнь.