- Постой-ка, ты же сказал, что спят они? – Яков удивился.
- Как если бы к ложу их прильнул да на ухо колыбельную спел, так и ощутили они воззвание моё. Усмирить обряд гнев должен и на лад речи вести настроить, а не из мира потустороннего призвать.
- Будет вам! Глядите, беду накликаете – прикажу на частокол посадить, чтобы неповадно было! – взбеленившись, Ермолай пригрозил ворожею вытянутым указательным пальцем.
- Добро дайте на обряд, и не будет бед – Мефодий накинул прохудившийся капюшон и затянул узел на лохмотьях, прижимая тряпки к животу.
Посадник принялся ходить кругами по зале, что-то шепча под нос и оглядываясь на старика.
- По́лно! Быть по-вашему! – словно тут же жалея о своём выборе, Ермолай кивнул вояке. – Бес с ним, Яков Максимович, пускай зовёт. А вы вот что: солдат сюда приведите. Мне с вашими учениками спокойнее будет, да и вы боец славный, порубите нечисть, будь она неладна!
- Будет исполнено.
Срываясь с места, офицер пропал в распахнутых дверях, из-за которых вскоре послышался лязг тяжёлых доспехов вооружённой пехоты, поднятой по тревоге для защиты от ещё не явившихся приведений.
IV
Когда Борис опамятовался, чёрное ночное небо прояснилось, принимая необыкновенный лазурный цвет, разбавленный лёгкими мазками невесомых облаков. По небесной глади плавали мелкие птицы, которые весело подпевали весьма погожему деньку – жизнь продолжалась.
Однако внезапную отраду тут же омрачила острая боль, бегущая по спине, словно табун степных коней удирал от стаи волков на протяжении ночи, а дорогой им служило изведённое тело Бориса. Одеяние превратилась в рубище попрошайки: пуговицы покинули некогда деловой костюм, пиджак изорвался в лохмотья, а растерзанные чуть ли не пополам брюки настолько смешались с пылью и каменистой крошкой, что напоминали пресловутый кожаный доспех, которым законный победитель овладел по праву.
Всюду виднелись мелкие рубцы и ссадины, изрядно обагрившие останки одежды. Казалось, будто Борис принял неравный бой со свирепым лесным хищником и вопреки силе и сноровке могучего зверя каким-то образом одержал победу. Обильно кровоточил небольшой порез на руке, так же некоторое беспокойство доставлял отчётливый пунцовый синяк облюбовавший ногу, кроме того, скального прыгуна подташнивало. Но больше всего трещала голова, точно Борис кутил по-чёрному всю неделю, а нагрянувшее на утро возмездие настойчиво взымало плату за утехи и надругательство над собственным телом.
Облокотившись на ветвистую сеть, Борис со странной улыбкой поразмыслил: «По сравнению с тем, что могло случиться, он ещё легко отделался, хоть и отделал себя в основном – самостоятельно». Пожаловавший на собрание мыслей смех прокатился болью под рёбрами, отчего с решением отбытия пришлось повременить.
Туманные очертания всё яснее являли истинные контуры событий, и мужчина стал припоминать вечерние оттенки происшествий. Кулаки съёжились сами собой, а зубы противно заскрипели: «Влад, это всё из-за него! Мерзавец скинул с обрыва живого человека и даже не удосужился проверить, в порядке ли пострадавший. Неудивительно, что Юрий Павлович захотел перевоспитать мальчишку, ещё бы, ведь он обращается с людьми, будто те отслуживший ресурс ставший мусором! К сожалению уставший от выходок отец не знал поговорки, которую Борису то и дело повторяла мать в безвыходных ситуациях: «Как ни прикладывай подорожник к омертвевшей руке – а отрезать придётся!» Такого подонка нельзя оставлять в живых, но для начала, стоит разобраться с насущными проблемами: эпоха, люди. Да и потом, что это за место?».
Борис поторопился откреститься от мыслей касательно Влада. Наверное, тот ублюдок думал, что убил его и очень обрадовался этому, а значит не оставалось смысла искать покойника, чтобы доделать начатое. Случайность, или скрытая намеренность – было не важно, так или иначе, Борис более не желал встречи с прежним рвением, скорее даже наоборот – мечтал в ближайшее время избежать её.
Длительное пребывание без чувств ничуть не восстановило сил, напротив, сонливость и голод атаковали организм в слаженном дуэте, заставляя сознание и тело действовать. Оглядевшись и хлебнув воздуха, Борис поднялся на ноги, тут же оседая из-за ватных коленей, не способных удерживать его вес. С трудом повторив попытку, кляня свою нерасторопность, мужчине таки удалось встать.
Кругом валялись скрюченные да сломанные ветки и камни, с корнем выдранные из отвесного обрыва, возвышающегося неприступной стеной в несколько метров, над которой извивалась белёсая хоругвь дыма. Впереди, среди сплетённых кустов и тёмных сучковатых изваяний, вдалеке виднелся просвет, проступающий между уродливыми скелетами погибших деревьев, за коими вновь вздымался всё тот же исполинский лес. По-видимому, там находилась обширная поляна, на которую выходила та тропа со склона, по которой сбежал Влад.