Он щурился вдаль, единственной фразой беспокоя Емутрета:
- Ждём сигнала, или выдвигаемся? – неуверенно пробормотал Борис.
- Они ворота отпереть и наши всадники ворвутся в крепость. Пока конница защитников резать будет, мы доберёмся да осадим Гордость! – Раэнм успокаивающим тоном будто констатировал факт.
Борис обречённо окинул взором поле впереди: до каменного бастиона оставалось около пятисот метров и конники действительно доскачут в мгновение ока, держась внутри до прихода остальных, однако волновался мужчина только за себя. Он гнал прочь из мыслей решительный марш-бросок, желая пересидеть битву. Вдруг тех двоих уже изобличили и обезглавили, предварительно выспрашивая о планах неприятеля?
- Они справятся. Защитники, небось, элем хмельным греются да валяются без сознания, а наши люди…. – Емутрет прервал свистящий сквозь зубы шёпот.
Уставший дожидаться чуда Борис заприметил-таки движение со стороны дороги, которая атласной воронённой лентой опутывала Гордость. Массивные тени податливо расступились, выпуская свет и дав понять, что ворота открыты. Мужчину неожиданно сжал оглушающий грохот, надвигающийся отовсюду и давящий нутро, рассеиваясь так же внезапно, как и нарождаясь. Пугающий шум полыхающим облаком пыли нёсся к крепи, незамедлительно тая в вибрирующей отсветами арке. Обернувшись, Борис увидел непроницаемую стену щитов да лат, распалённую желанием кинуться в атаку – действовать требовалось незамедлительно.
- Давай Тельво – в бой. Дрепе́до! – вполголоса молвил Раэнм.
Борис не мог заставлять войско ждать. Участливый Емутрет итак собственноручно одарил его незаслуженным званием, старательно водя за ручку едва ли не уча ходить заново, и в ответ следовало поднять боевой дух армии, понуждая каждого вояку биться насмерть, иначе, всё могло закончиться до боя.
Мужчина глянул на Раэнма, затем перевёл взор к мечу, который рвался вниз, будучи железнодорожным рельсом, и воздел его. Медленно, уверенно вознося клинок над головой, и что есть мочи, крича, силясь придать гласу злобную агрессивность, словно сама жизнь тянулась нескончаемой сечею:
- В бой! Дрепе́до! – связки лопались от напряжения.
Кличу вторил яростный хор ангелов преисподней, наполняющий сердце первобытной свирепостью, способной дать телу сил отстаивать любое добро, пусть ещё и не принадлежащее посягнувшим на него узурпаторам. Срываясь, Борис метнулся в атакованную конницей Гордость.
Минуя пологий спуск, желторотый ратник мчал среди ночного поля подобно дикой лошади, штурмуя невидимые кустарники и путаясь в прогнивших стогах. Его одиночный забег оспорил топот нагоняющего воинства, перемешивающийся с бряцаньем стальных пластин да натужным сопением витязей. Бойкое течение солдатни подхватило Бориса, зажимая прессом из кожаных и кольчужных доспехов, оказавшихся меж горячим молотом панцирей и раскалённой наковальней лат. Широкие спины бойцов мешали разглядеть направление, но повальная волна наверняка вела на камни, которые вряд ли сумели бы устоять перед столь стремительным напором.
Первая сотня метров покорилась офисному служащему без особых натуг, однако всякий последующий шаг увеличивал тяжесть каждого звена кольчуги, делая защитную экипировку обыкновенными веригами. Клинок опускался, потешаясь на пару с ножнами, кие врезались под колени, готовясь вонзить палку в спицы колёс ретро транспорта. Багровеющее лицо покрылось испариной, пот заливал глаза, дыхание участилось, а ноги едва волочились по земле, не в силах догонять наводнивших крепь солдат.
Бывшая ранее миниатюрной конструкцией крепость вблизи выглядела величественным и неприступным замком, отражая наружностью клишированное понятие «мрачное средневековье». Стены, смастеренные из стволов деревьев, были раза в четыре длиннее Бориса, гигантскими заточенными карандашами будто рисуя узоры на небе; шпили башен, казалось, уходили в облака, а исполинские ворота полностью глотали воинов, даже не соизволяя пережёвывать сомнительную трапезу. Провожая взглядом оставшихся солдат забегающих извне, Борис застопорился подле арки, дабы обессиленным не рухнуть в грязь, становясь потехой и мишенью своему же войску.
Внутри яростно громыхала битва да звучала песнь войны. Посулы не поддавались осмыслению, и до мужчины доносился лишь гомон, какофония криков, тревожные ноты злости и боли, воссоздающие меланхоличное произведение смерти, которому аккомпанировал лязг стали и тяжёлый топот тысяч ног. Стоящий снаружи вожак гнушался вмешиваться в безупречное исполнение мелодии и полагал впредь отсутствовать на поле брани. Возможно, в пылу сражения никто так и не заметил пропажи командира, разве что бдительный Раэнм, кому бы вполне хватило кости в виде правдоподобной легенды, вскользь затрагивающей магию. Борис и думать не хотел, какие ужасы таятся за стеной, он верил в одно – там просто резня, где вольно можно погибнуть.