Как следовало поступить дальше? Добить его, шквалом ударов разбивая голову до месива и продырявливая негодяя, точно мишень для дартса? Но эта война приходилась чужой Борису. Он явственно оценивал значимость человеческой жизни и был совершенно не готов отнимать её у незнакомого человека, неповинного, слепо покорившегося воле кровожадного командира, коему ратный труд являлся надобностью, могущей лишь на короткий миг усладить его чёрную тираническую душу, наполненную неизгладимой жаждой сопровождающейся обжигающим присутствием смерти.
Мгновение передышки прервалось ответом супротивника. У Бориса перехватило дыхание и, кряхтя, он повергся навзничь. Палящая колючая боль паутиной расползалась по грудной клетке, лёгкие сдавливало, будто груда камней лавиной засыпала рёбра, а заморозившая немота налила свинцом конечности, мешая подняться. Рядом, опираясь на меч, триумфально возвышался рыцарь, какового ныне Борис алкал изничтожить, однако сил не хватало даже на крик, который хрипом заплутался в глотке.
Борис подумал: «Неужели я умру здесь? В смолянистой саже, липкой мгле, среди огня и сотни обезображенных трупов? А Влад? Мерзавец будет жить. Этот сукин сын только ухмыльнётся, снова отмечая не принадлежащую ему победу. Сперва работа, затем необъяснимая напасть у обрыва, а после и жизнь?».
Перед глазами мелькали образы семьи, старые институтские приятели с которыми Борис общался довольно редко – интимные воспоминания, в итоге заключающие: он положил бытьё, дабы растягивать своё ничтожное существование в угоду всем подряд, жертвуя личным временем, отпущенным каждому индивидуально. И ради чего? Ныне заключительной попыткой и охотой было оно – отомстить Владу, первый и последний раз пробуя жизнь на вкус, ощущая под конец нотки «свободы» на губах, как описывают его сильные мира сего.
Мужчина ни столько не мог позволить себе умереть, сколько не хотел разрешать Владиславу жить. Борис понял, что даже если ради возможности прикончить Влада придётся спалить хоть сотни крепостей, деревень, сёл; зверски убить бесчисленное множество вопящих, способных токмо на бессмысленные истерики женщин, и мерзких, бесполезных детей, если такова будет цена шанса стереть ухмылку с самодовольного лица обидчика – он расплатится по счетам. Вдруг доведётся зубами перегрызать горло, а далее голыми руками терзать физиономию и наблюдать за смазливым зажравшимся сучёнком, корчащимся в предсмертной агонии, захлебывающимся собственной кровью – пусть так. Борис сдавил рукоять, яростно бросаясь вперёд всем корпусом.
Удар звонко въелся в тело рыцаря, сменяясь чавканьем, которое походило на нарезку масла за обеденным столом. По закопчённой кирасе и гладкому полотнищу меча крошечными змейками поползли гранатовые нити ручейков. Сквозь решётку шлема, гудящего эхом отдалённой трассы, понеслись истошные хрипы противника, норовящего пальцами вынуть вбитый намертво осиновый кол. Борис содрогнулся, но продолжил толкать строптивый клинок, упёршийся гардой в доспехи, словно таран, готовящийся низвергнуть ворота. Мгновение спустя воин сдался, конвульсивно дёрнувшись и податливо соскальзывая с лезвия. Стыки доспехов обагрились, будто не просмолённые швы корабля, со змеиным шипением взрываясь кровью, а после, под свалившимся наземь бездыханным станом озером разлилось тёмное пятно.
Ёрзая ладонью по ноющей груди, Борис смотрел вверх, взглядом пронизывая толстую сизую пелену. Уставший, озлобленный, сжимая окровенённый меч он походил на того воина кем вынужденно притворялся и кем, казалось, никогда не смог бы стать. Теперь у него был потенциал, жажда, целая армия – шанс заиметь вечно отсутствующее благо, оказавшееся мужчине по силам – заслуженно.
Въедливые отзвуки битвы принялись смолкать. Полымя оживлённо частило, уплетая скелеты построек и мёртвых останков, едкий дым заволакивал затихающие углы крепи – бой подходил к концу.
- Тельво? Тельво! – донёсся издалека знакомый голос.
Борис медленно перевёл взор на близящегося Раэнма. Амуниция боевого командира чернела от сажи и запёкшейся крови, из-под шлема уродливыми корнями торчала опалённая борода, а с широкого лезвия двуручного топора, который виделся Борису неподъёмным, слизью соскальзывала карминная субстанция, каплями падающая в густой пепельный настил.
- Тельво, ты как? Что с тобой? – Емутрет поставил секиру у ног, щурясь на вождя.
- Я в порядке – жестом пресекая вояку, мужчина сдвинул брови. – Ты лучше скажи мне, почему наша крепость горит? – деловито обводя ладонью масштабную трагедию, Борис ждал хоть каких-нибудь объяснений касающихся взвивающегося в небо пламени.