Замок нехотя проскрипел. Тугие петли запели протяжную мелодию, тут же подхваченную пробегающим сквозняком. Крысы бросились врассыпную, ощущая проникновенный лязг металла, впопыхах оставив початую краюшку хлеба и точно бы стремясь на воззвание из Ве́рхгорода, где призрачный крысолов исполнял влекущую их души песнь.
Сверху вывалилось окровавленное тело пронизанное стрелами, которое вещевым баулом сползло по лестнице. Проносящиеся по стенам тени хороводом считали ступени, тяжёлым стуком сапог спускаясь в тюремные помещения, на неведомом наречии крича устрашающие ворогов проклятия, кие раздавались зловещим заклинанием ведуна, отшельником странствующего по неизведанным краям охваченных войною Свободных земель. Следом, сверкая мокрой лысиной, внутрь стекались озлобленные супостаты, голыми клинками отрицая возможность избежать кровопролития….
II
Светало. Зачавшийся в небесном лоне восход уродился плаксивым дьявольским младенцем, льющим багровые слезы страдания на уставшую бренную землю. Киноварные лучи вырывались из пенных облачных круч будто кровь, минувшей ночью щедро задобрившая Гордость. Казалось, населяющие потусторонние царства божества оповещают жителей Свободных земель о прошедшей жестокой битве, кая унесла сотни душ к необъятным берегам Леты, где тем предстояло очиститься от боевого безумия, упиваясь нектаром безвестности.
Борис стоял на крепостной башне и молча наблюдал за выползающим из-под горизонта шаром, который озарял степи да пастбища ослепительным ализариновым светом, разгоняющим тени испаряющегося поверх руин дыма. Бурлящее красками небо постепенно заволакивало лёгким крепом утреннего тумана, старательно окрашенного солнцем в романтический цвет присущий мечтам и орошённым прохладными каплями лепесткам боники, ёжащимся в пробуждающихся садах далёких от брани краёв.
Внутри крепи хаотично слонялись солдаты, победно паразитируя на теле убиенной добычи. Подобно жукам-могильщикам мародёры срывали куски мертвечины с собственноручно разорённой Гордости, питаясь останками похороненного гиганта, так же захватывая припасы и трофеи, осенним ветром опустошая арсенал. Иные бойцы бесцеремонно возлежали у стен: сопя, ворочаясь, они тщились заснуть, отмахиваясь от мух и запашистых товарищей, смердящих точно побитая вымокшая собака. Стойкая вонь ратников перемешивалась с ярким благоуханием сваленных всюду тел, которые тлели и плавились в подожжённых кучах, аппетитно скворча на суетливом пламени. Окрестности полнились тошнотворно-сладким зловонием горелой плоти да разящим нутро духом пожарища, над коим вихрями вились прозрачные хлопья пепла.
Наглотавшийся разносолов бойни мужчина пренебрежительно сплёвывал, радуясь очередному спасению, переводя задумчивый взгляд с растущей груды погибших на раскрывшийся окоём, таящий в рассветной дымке. Борис ощущал себя неуязвимым, отмеченным – Лазарем, погибшим и тут же воскрешённым, дабы исполнить некую миссию: восстановить баланс сил в природе. Самопровозглашённый избранник Богов мнил, что теперь никакие препоны не способны сбить его с пути истинного до финального акта отмщения Владу, а всякая вступившая в противостояние с мстителем сила будет терпеть поражение, вежливо уступая тому вымощенную возмездием стёжку.
Пока Борис впадал в грёзы, сзади раздавалось тяжёлое дыхание снаряжённого воина, начавшего утомительный подъём на башню, затем из выломанного люка показался взмокший Раэнм, зажмуривающийся от пронзительных игл палящего светила.
Приветственно кашляя, боевой командир подкрался к лидеру, на ходу заправляя потупленный клинок:
- Твои приказы исполняться, Тельво. Совсем скоро подкрепление прибыть и мы…. – он нахмурился, спотыкаясь о предостерегающий жест собеседника.
- Странный цвет, словно небо знает обо всём – Борис уставился вверх.
- Богиня-мать так оплакивает своих детей, карачу́нцев – высекая искры из щербатого лезвия, Емутрет неотрывно наблюдал за небосводом.
Визави усмехнулся:
- Такими темпами рассвет и вовсе кровавым станет! – отмахиваясь, он мгновенно сник.
Сражённый охотой достать Влада, мужчина ехидно потирал ладони, в острогах разума предавая обидчика изощрённой казни миллионами разных способов снова и опять, получая истое удовлетворение от каждой новой попытки умертвляющей отнюдь не любимого антагониста. Вести о скором подкреплении лишь усиливали чувство близящегося господства, а перспектива творения личного пьедестала чужими руками мастеровито ваяла монумент радости, ибо полностью оплетённый сетями войск материк наверняка сумел бы удержать в коконе того самого врага, на какового Борис нацелил озлобленный, алчущий, испепеляющий гневом взгляд.