Борис загодя отрешился от выпивки и преспокойно потягивал сок через соломинку, вынашивая великие планы по соблазнению небезразличной ему особы. Будучи в самом расцвете сил парень нередко вызывал томные вздохи у слабого пола, особенно во время посещения спортивного зала: крепкий юноша демонстративно показывал облечённую узкой футболкой грудь, отчего девицы завистливо косились, грезя улучить хотя бы часок из плотного графика похождений статного красавца. Юноша и сам злоупотреблял уделяемым вниманием до тех пор, пока не увлёкся симпатичной девой, которая исподволь затушевала его ветреность. После счастливого знакомства Борис всякий раз взглядом раздевал красотку-подругу при встрече, и стоило лишь пройти мимо, как он неизменно намеревался предаться эротическим фантазиям с ней.
Нимфу звали Оксаной. Девушка буквально балансировала на стыке трансформирующихся тенденций моды и была яркой представительницей её покорных жертв: тесные чёрные джинсы лоснящиеся отливом, выкрашенные в угольный цвет волосы с эффектом мокрого асфальта, неяркая одежда и обилие тёмных теней под глазами, кои метко критиковались преподавателями. Типовой вид девицы не воспрепятствовал Борису проникнуться эмоциями, и вскоре счастливый дуэт обрёл официальный статус влюблённых, гордо представ на выпускном вечере.
II
Сухие ветви безжизненных кустов перестали царапать лицо сквозь грубую мешковину, напоследок сорвав холщовый колпак с головы пленника, отчего тот зажмурился, ловя ослепительные лучи уползающего прочь солнца. Терпкий равнинный ветер заблудился за непролазным сухостоем, сменяясь обжигающим холодом сквозняком, каковой спрыгивал с разбивающихся у песчаного берега волн и яростно хлестал подвернувшихся под руку путников.
Сзади имелся не один час пути, прерванный двумя быстрыми стоянками, где невольнику дали наваристой похлёбки из подстреленного тут же зайца да несколько увесистых пинков после глупой попытки побега, о чём ныне тревожно напоминало ноющее болью гузно. Сопровождающие изловленного княжича воины не церемонились с добычей, однако скупо перекидывались краткими фразами даже когда оставались наедине, словно страшась внимания Владимира.
Группа вышагнула на машистый песчаный кряж, который дугой выгибался вдоль бушующих пенных валов и невысокой лесной стены, боязливо отступающей от жалящих мерзлотой брызг. Далеко вправо уходила рваная цепь выгоревших кострищ, сальные пятна коих виделись спустя каждую версту отбеленного сквозняками побережья, у горизонта, заползающего под исполинские каменные глыбы. За ними вздымались контуры портового селения, уже, наверное, оккупированного островитянами, так как несчётное количество серых парусов кружило близ городишки, мелькая над крытым верхом судостроительной верфи. В противоположенной же стороне встречались только унылая белоснежная лента девственного пляжа, опоясывающая едва зримое поселение, и стародавний покосившийся маяк, держащий на шпиле неразличимое знамя законного владетеля.
Отплёвываясь да устало кряхтя, отряд сбросил поклажу поверх колючей плешивой травы, разваливаясь в откровенных позах и принимаясь осушать бурдюки, усмешливо подзадоривая друг друга. Командир-лучник бережно стащил колчан и лук со спины, а затем нежно, словно укладывал младенца в колыбель, повесил личное оружие на нижний сук ближайшего дерева, утомлённо потягиваясь. Однако он не спускал глаз и с Владимира, дабы лишить того очередной бессмысленной попытки бегства, которое, к слову, молодой княжич планировал всю предыдущую дорогу.
Вожак, очевидно бывший заправским охотником, виртуозно стреножил связанного пленного, грубыми рывками опосля проверяя надёжность пут. Осклабляясь, он удовлетворённо саданул Владимира вдоль хребта и принялся справлять нужду, не удосужившись отойти далее чем на три шага.
Внезапно переполошившись, передыхающие ратоборцы разом соскочили, разливая выпивку и бросаясь в лес, хрипящим полушёпотом окликая занятого командира:
- Цейбо, то́кто дите́! К жиру́но! – шустрые молодчики молниеносно скрылись в матовой изумрудной инсталляции ветвистых переплетений, прихватывая праздно брошенные орудия.
Замешкавшись, Цейбо упустил непослушливый довесок из десниц щедро окатывая свой лук да метко попадая в колчан, кляня языком басурманским неожиданных вестников. Он спешно заволок невольника под коряги и, присвистывая сквозь зубы, положил вымоченную стрелу на руку, с перекошенной физией натягивая тетиву.