Выбрать главу

Препятствия налегли на Бориса гнётом неотвратимой вины и перевели тумблер сущности в иное положение, приневоливая пересмотреть, казалось бы, устоявшиеся воззрения на жизнь.

Стены нового учебного заведения лишали мужчину свободного времени, впрочем, как и вымученные отношения с подругой, каковые пришлось-таки мученически разорвать. Но вопреки любови Бориса Оксана подыскала селадона прежде, чем рассталась с возлюбленным, как бы заблаговременно допуская фиаско своих личных обещаний.

Утративши наречённую, Борис окончательно расклеился, получив острую стрелу предательства в некогда горящее верой сердце. С тех пор любая спорная ситуация сопровождалась для него той драматической ночной сценой, и вспыхивающая агрессия медленно затухала в груди, неволя податливо принимать сторону жертвы, лишь вербально нивелируя конфликт. Дальнейший натиск действительности помалу усугублялся и к тридцати годам Борис начисто лишился возможности открытого противостояния, подавляя злость и машинально проклиная противника, ограничиваясь всего-навсего неуверенными выкриками, за которыми скрытничала мощь его истинного «Я»….

Однако сейчас, заимев былую твёрдость, мужчина не испытывал страха. Видя рвущихся в Первоградье ничтожеств, он, наконец, постиг, что всю жизнь виделся окружающим именно так: жалко и отвратительно, побуждая всякого тыкать пальцем и смеяться. Безгласное покорение словно привлекало беды, мало-помалу намекая на перемены. Выпавшее в прошлом не было предметом вины Бориса, а убитой скорбью женщине следовало благодарить Его за избавление Георгия от мерзких пут существования.

Борис ясно уяснил знаки судьбы: «решительные деяния изменят жизнь в лучшую сторону каждому, кто борется, а ждущие содействия вселенной – будут терпеть удары от спешащих вперёд людей, сумевших-таки преодолеть страх, который на деле оказался слабым и смешным созданием, лишь только издали мерещась тенью несокрушимого фантасмагорического зверя».

Глава одиннадцатая

Глава одиннадцатая

I

Влад стоял перед злополучной дверью, за коей находился виртуозный истязатель, и втайне мечтал покинуть этот ненавистный пыточный полигон, именуемый плутоватой табличкой «психотерапевт». Он не желал переступать порог так же сильно, как и опасался остаться без финансирования со стороны отца, который избрал неукоснительным условием посещение Германа Григорьевича, сулившегося исправить учащённые проявления агрессии отпрыска, неизменно отнимающие у клана влиятельного бизнесмена солидные суммы.

Молодой повеса нередко вступал в конфликты с людьми любого социального статуса, однажды даже расколотив бутылку о голову сына градоправителя, неспешно ретируясь затем в тёплых летних сумерках, оставляя за собой шлейф изысканного французского вина, давеча лично презентованного именитым виночерпием. Выходка тотчас получила разглашение, вмиг достигая ушей родителя пострадавшего: обличённого властью чиновника, каковой грозился спустить шкуру с дерзкого обидчика уже тем же вечером, тревожа мобильный телефон Влада вполне ожидаемым звонком. Однако оказавшийся рядом Юрий Павлович перехватил стремительный поток сквернословия и мастерски отразил острый выпад оппонента, в лице собеседника узнав стародавнего знакомца. Обе выдающиеся шишки, набитые дюжим телом мегаполиса, безотлагательно встретились на созванном за городом фуршете, где в компании сексапильных дам посетили сауну и плодотворно провели неформальную беседу, после коей Влад познал горечь неутешительных вестей.

Отец не внял привычной снисходительности, наблюдши, наконец, отсутствие верных суждений о жизни у беспутного сына, и обязал пострелёнка экстренно ввериться содействию «хорошего знакомого», который с радостью откликнулся на просьбу, определив крупный счёт в знак априори ликвидированной проблемы.