— Что?
— Прячься! — я пригнулась, узнав лупоглазую серебристую морду машины Игоря. Потянула Илью за собой, заставив почти лечь, скрывшись из глаз водителей. Нас запросто могли заметить и узнать, я только надеялась, что никто не стал смотреть по сторонам.
Согнувшийся в три погибели Илья тихонько ржал, пытаясь поймать меня, привлечь к себе и снова поцеловать. Я отбивалась, как могла, но в таких суровых условиях это было нелегко.
Он чмокнул меня в нос, поймал губами кончик уха, прикусил шею и тут же лизнул место укуса, заставляя мурашки разбежаться по всему телу, и уже не от холода. Я замерла, глядя ему в глаза. Что-то надо было сказать. Что-нибудь важное. Что-нибудь… настоящее. Но я отвела взгляд. Не сейчас.
Высунула нос:
— Уехали? — ни одной машины не было видно.
— Теперь тебя никто не спасет, — заявил Илья. — Ты вся в моей власти.
— Ты такой идиот… — покачала я головой.
— Я — счастливый идиот, — заявил он, отодвигая свое сиденье как можно дальше и затаскивая меня к себе на колени. Узкое платье трещало по швам, но его все равно было не спасти. Прижаться к его груди, обвить руками шею, качнуться, чувствуя его напряженное тело подо мной — это было важнее, нужнее.
Дыхания уже не хватало, крепких объятий не хватало, было мало обнаженной кожи в вырезе платья и вороте расстегнутой рубашки. Его руки пробирались под платье, оно все выше ползло по бедрам, мои пальцы судорожно расстегивали пуговицы его рубашки. В машине вдруг стало невыносимо жарко, дыхание обжигало, касания оставляли следы на голой коже, поцелуи были нужнее воздуха, а вместо слов оставались стоны.
— Ч-ч-черт… — выдохнул Илья, вдруг очнувшись. Буквально за несколько секунд до того, как происходящее стало тянуть на нарушение общественного порядка. — Погоди… Не здесь.
— Нет… — я прикусила его губу, досадуя на то, что пришлось прерваться, и на то, как сама же и увлеклась. Сползла с его коленей обратно на свое сиденье, одернула ползущее по швам платье, взглянула в зеркало заднего вида — растрепанные волосы, опухшие губы, засос на шее и горящие глаза. Сходила на похороны, называется.
Соболев выдохнул, застегивая рубашку, но стаскивая с шеи безнадежно помятый галстук.
— Ко мне нельзя, там… — он взъерошил волосы, завел машину и оглянулся по сторонам.
— Матвей, да? — тихо спросила я. Теперь было понятно, почему он ни разу не привозил меня к себе. Наверняка там были все приметы жилья, в котором есть ребенок — зубная паста с трансформерами, наклейки на всех поверхностях, детская комната, в конце концов.
— Да.
Он сжал зубы и постучался лбом о руль.
— Ты ведь… говорил с ним тогда? — я дождалась короткого кивка. — И не перезвонил?
— Ты сказала звонить, если в ответе будет что-нибудь цензурное, — проворчал он.
— Понятно… — протянула я.
— Да, — он не смотрел на меня.
— Ко мне тоже… нельзя.
Я пообещала себе больше не впускать никого в свой дом, пока не смогу доверять на сто процентов и не собиралась от этого отказываться.
Илья покосился на меня, но ничего не сказал. Может быть, подумал, что Игорь живет со мной. Все равно. Отчитываться и объясняться желания не было.
— Что ж… — Соболев включил навигатор, что-то поискал на карте и уверенно вырулил на улицу. — Пусть так.
Через два квартала он остановился у здания с яркой безвкусной вывеской: «Лав-отель «Французский поцелуй». Никак не отпустит нас неслучившийся Париж…
— Это же отель для тайных любовников? — я нервно дернула ремень безопасности, не зная, отстегивать и бросаться Соболеву на шею или возмутиться, за кого меня принимают и потребовать везти домой.
— Ну, а мы кто? — с грустной улыбкой спросил он.
***********
Илья посмотрел на мои пальцы, замершие на замке ремня:
— Нет? Рита? — он уперся лбом в оплетку руля. — Значит, нет…
Выдохнул, снова завел машину, и вот в этот момент я испугалась.
— Куда ты?
Если он скажет, что хочет отвезти меня домой, я не знаю, что я сделаю.
Я не хочу туда. Не могу.
Все отвращение к моей жизни, копившееся последние месяцы, разом вскрылось — я готова была вернуться к этому отелю на час, готова выпрыгнуть в одном платье на ходу, только не обратно домой или к Игорю.
— А какие у нас варианты? Я же сказал, что больше не отпущу тебя. Поедем ко мне на работу, поговорим…
Страх был таким сильным, что даже облегчение не растворило его до конца.
Но поговорить, конечно, получилось далеко не сразу.
У служебного входа в развлекательный центр Соболев крепко взял меня за руку и провел по всем коридорам, не останавливаясь. На все оклики по пути он отмахивался: «Потом!» и стискивал мои пальцы сильнее, на мгновение оборачиваясь и встречаясь со мной взглядом.