Зоська. Иди в коровник, полезай на чердак. Олесь туда не заглядывает.
Рысек. Я выломал из забора самую толстую доску, какую только нашел. Кац уже подходил к рыночной площади, когда я догнал его и ударил по голове. Он сделал несколько шагов и упал прямо перед калиткой своего дома.
Хенек. Я ударил его несколько раз, доской. Доска сломалась. Гнилье.
Зигмунт. Стал собираться народ. Я сказал, что этот сукин сын сдал Рысека красным, а моего отца по его милости сгноили в Сибири. Как и многих других поляков. И ударил его доской.
Владек. Они били Якуба, пока доски не превратились в щепки. «Хватит!» — сказал я. Но кто-то из толпы, какая-то женщина, сказала, что нет, не хватит. Все стояли и смотрели. Кац ногтями скреб мостовую.
Якуб Кац. Мне было так больно, что я уже ничего не чувствовал. Смешно, подумал. У меня ведь была пятерка по физике. И по химии, и по математике. А я не могу вспомнить закон Архимеда. И умираю возле калитки собственного дома.
Рысек. Он мучился. Никак не умирал. Мне стало его жаль. У самой калитки булыжники были расшатаны. Я взял один. Кило десять-пятнадцать… так, навскидку. Поднял повыше и изо всех сил бросил ему в голову. Раздался хруст, что-то теплое брызнуло мне в лицо. Я потрогал пальцем. Это были мозги Каца.
Владек. Рысек облизал палец, испачканный кровью и мозгами Каца.
Хенек. Меня стошнило.
Зигмунт. Собралась толпа. Я сказал: «В нашем городе еще много таких, как этот Кац!»
Рысек. А где этот киношник Менахем?
Владек. Мне нужно к матери. Я обещал, она ждет. И пошел. Но не к матери. А к Рахельке. Сказал ей: «Спрячься где-нибудь! Они убили Якуба Каца прямо на рыночной площади».
Рахелька. Кто убил Каца? И потом, где же я спрячусь, Владек?
Владек. Я тебя спрячу, Рахелька.
Рысек. Я умылся у колонки на площади.
Зигмунт. Пошли к Менахему! Я обыскал карманы Каца. У него были с собой паспорт, десять рублей, чистый платок и письмо от Абрама.
Абрам. Дорогой мой товарищ Якуб Кац!
Я закончил школу, был посвящен в раввины и принес в жертву своего первого ягненка. После обеда мы все, вся иешива, пошли в Battery Park, где проходят регаты, а с эспланады хороший вид на Liberty Island и Statue of Liberty. Наверное, весь Нью-Йорк пришел полюбоваться парусниками. Какие же они были красивые! Изящные и пузатые, маленькие и большие, длинные и короткие, с гремя мачтами, с двумя, с одной… Так и порхали по волнам. Мне запомнилось, что первой пришла красивая двухмачтовая яхта под названием «Swallow». Ласточка.
Видишь, я не забываю польский, хотя мой язык теперь — английский.
А что у тебя? Как поживают наши одноклассники? Почему мне никто не пишет?
Привет всем. Навсегда ваш Абрам Бейкер.
P. S. Я часто обо всех вас думаю.
Урок VIII
Дора. Я ужасно рассердилась на Менахема. Вот вечно так — когда он нужен, его нет. У малыша болел животик. Я дала ему укропной воды. Кто-то постучал в дверь. «Кто там?»
Зигмунт. «Польская армия!» — пошутил я.
Хенек. Где Менахем?
Дора. Не знаю. Уехал куда-то. Он все время куда-нибудь ездит. Собрал чемодан и ушел.
Рысек. Удрал вместе с красными?
Зигмунт. Чего малой орет? Уложи его спать. Надо поговорить.
Дора. У него болит живот.
Зигмунт. У тебя есть укропная вода? Дай-ка сюда ребенка. (Берет мальчика на руки и напевает.)
На войнушке хорошо, кто Бога попросит, солдаты стреляют, солдаты стреляют, Господь пули носит…Малыш успокаивается, Зигмунт уносит его на кухню.
Ну вот и славно.
Так ты говоришь, Дора, этот сукин сын Менахем бежал с красными? Нагадил полякам и удрал…
Дора. Он ничего плохого не делал. Ну что он такого сделал? Вы же знаете, как все было. Спросите у Якуба Каца, это он начал.
Рысек. Кац уже больше ничего никому не скажет. Он лежит на площади. А рядом — его мозги.
Дора. У меня ноги подкосились.
Рысек. Вот смотри, Дора, как оно было! (Показывает шрамы.)
Зигмунт. Ау тебя, Дора, не осталось шрамов от красных?
Дора. Что ты такое говоришь, Зигмунт? Я почувствовала, что краснею….
Рысек. Я почувствал, как у меня встал. Аж больно сделалось. Я обрадовался, а то уже боялся, что красные мне все напрочь отбили.
Зигмунт. Посмотрим, посмотрим, что у тебя за шрамы… Дора. Они схватили меня за волосы и потащили па кровать. Рысек сорвал с меня блузку и юбку. Больше на мне ничего не было. Я же была дома. Я вырывалась. Пыталась лягаться. Но кто-то из них держал меня за ноги.
Хенек. Я держал.
Дора. Я кричала, потом почувствовала, что у меня там стало мокро.
Зигмунт. Она кричала по-еврейски.