– Ну, может, он и был на работе, – неуверенно произнесла Надя.
– А сейчас тогда где? – хмыкнул журналист. – Если уже сутки прошли?
– Вот и менты думают, что Степан ее убил… – вздохнула Митрофанова. – Вбили себе в голову самое простое – и уперлись рогом…
– Надюшка, да не уперлись они! Просто знают контингент! Убийство с пьяных глаз – в этих кругах обычное дело.
– Нет, ты подожди, – упрямо покачала головой Митрофанова. – Сказать тебе, чем Ленку задушили?
– Ну, скажи.
– Веревкой. Новенькой.
– И что?
– Говорю же: новенькой. Только что из магазина. Специально, видно, принесли. Разве это не странно?
– Абсолютно, – фыркнул Дима. – Степан, верно, ее и купил. Я и сам сколько раз готов был ее придушить, когда Ленка твоя по пьяни в три часа ночи начинала невпопад Малера грохотать.
– А еще, – не сдавалась Надежда, – в спальне CD-проигрыватель нашли. Тоже «нулевый». А в нем – диск. С колыбельной Дворжака. – Она триумфально взглянула на Полуянова и добавила: – Я, между прочим, вспомнила! Ленка эту колыбельную на выпускном вечере в своей музыкальной школе играла! И получила пятерку с плюсом и рекомендацию в музучилище!
– Ну и что? – пожал плечами Полуянов.
– Как – что? Во-первых, ты видел бы их квартиру! Все грязное, ужасное, лампочки голые, и тех половина разбита. И бытовой техники никакой, даже телевизора. А тут вдруг – проигрыватель. Недешевый. Откуда он взялся?
– Пфу! Да откуда угодно! Скажем, Степан получил зарплату и не успел ее одномоментно пропить. Решил подруге подарок сделать. Он ведь любил твою Ленку? Вот и решил ее порадовать.
Спрашивал Дима без всякой задней мысли – и с изумлением заметил, как вдруг помрачнела Надежда. Брови слетелись к переносице, губу закусила… Что это, интересно, с ней?!
И ответила Надька странно. То все защищала свою незадачливую одноклассницу, а тут вдруг сердито буркнула:
– Да не стал бы он ей такое дарить. Разве б она оценила? Сам говоришь, для таких, как Ленка, лучший презент – бутылка водки.
Так-так, подруга. А что тебе, интересно, до Степиных подарков Ленке? Не все ли равно, что тот ей презентует?
Но форсировать ситуацию Дима не стал: только разборок им с Надеждой сейчас не хватает. Притворился, будто ничего не заметил, и продолжил:
– И эта колыбельная, как его… Дворжака? Еще, по-моему, элементарней. Слушала ее твоя подруга и вспоминала свое блистательное прошлое. Умилялась своим давним успехам. А что, обычное дело. Даже я до сих пор свой первый «гвоздь» перечитываю. Особенно умиляюсь ему подшофе.
– Вот именно, что ты берешь и перечитываешь! И Ленка могла бы взять диск и его поставить. Своими, ясное дело, руками! – триумфально выкрикнула Надя. – Но знаешь, что странно? Ни на проигрывателе этом, ни на диске – он, кстати, тоже абсолютно новый – нет ни единого отпечатка пальцев. Ни ее, ни кого-то еще. Я случайно подслушала: менты говорили. Абсолютно чисто. Как это может быть?
– Ну, мало ли как… – буркнул Дима.
Разумного объяснения в голову, по крайней мере с ходу, не приходило. Но искать его тоже не хотелось. Уже надоело – просто смертельно! – перемывать кости безвременно почившей Елене Коренковой. А еще пуще – квохтать вокруг шмыгающей носом Надьки. Нужно десять раз подумать, прежде чем бросаться в пресловутую семейную жизнь. Женись он на Митрофановой – это ж ведь ее всегда утешать придется? И когда неприятности в библиотеке, и когда она беременной будет ходить, и когда дети станут болеть? Это ж голова распухнет от ее постоянного нытья…
И Дима беспечно предложил:
– Слушай, Надюшка! А пойдем-ка мы с тобой спать! Утро, как говорится, вечера мудренее. Завтра, на свежую голову, все еще раз обсудим…
Признаться, даже обидно, что Митрофанова так и не расспросила про совместный отпуск, хотя он и намекнул, да весьма прозрачно. А ей будто все равно… Поехать, что ли, одному на сафари?
– Значит, ты не хочешь разбираться в этом деле… – вздохнула Надя.
Дима по-прежнему не сомневался: разбираться, то бишь устанавливать убийцу, здесь нечего. Ежу понятно, что сожитель Степан Елену и грохнул.
А вот если, например, написать большой психологический очерк… Рассказать на Ленкином примере о том, до какой степени хрупок талант. И как часто те, кого когда-то называли гениями, заканчивают свою жизнь непризнанными, в алкогольном бреду, на грязных простынях…
Куда интересней будет и самому, и читателям. К тому же объем не жалкие двадцать строк в криминальной хронике, а верная полоса. А значит – деньги и слава. Вот она, гениальная мысль!
И он серьезно ответил:
– Может, Надька, я и возьмусь за расследование. Вычислю убийцу. Если, конечно, ты себя хорошо вести будешь.
И на душе сразу полегчало, когда подруга просияла и кинулась ему на шею.
Обманул, конечно, ее немного, но семейный покой того стоит.
Глава 3
Иван Адамович
Ему все чаще казалось, что школа вымирает. Настоящая жизнь – добрая, яркая, благородная – плавно уходит в прошлое. И остается, велением фотографов, лишь на старых снимках.
Не то чтобы Иван Адамович осуждал современные реалии. Он неплохо относился к Земфире, добросовестно прочитал обо всех приключениях Гарри Поттера и даже, по примеру продвинутых старшеклассников, приобрел сотовый телефон с МР-3 плеером, а также снабдил аппарат гарнитурой «хэндс-фри».
Историк, умный человек, понимал: каждой эпохе – свои кумиры, больше того, этих эпох за собственную жизнь переживаешь далеко не одну. Сам он взрослел на «Битлах», институт прошел уже под совсем другую музыку – беззаботных «итальянцев». Когда начинал работать, страна сходила с ума от «Кино» и «Наутилуса». А сейчас, в двадцать первом веке, и к «Фабрике звезд» пришлось притерпеться. Полный, конечно, примитив, но раз девчонки из подопечных ему классов через одну вздыхают по пустоголовым и безголосым певцам, значит, это уже явление . А явление никогда нельзя игнорировать – можно лишь изучать.
Но ладно примитивная музыка или «Война и мир» в виде комиксов. Беда-то в том, что молодежь и чувства упростила донельзя. Что там собственное отрочество – еще первые его школьные выпуски действительно влюблялись. По-настоящему, глубоко и горько. Страдали. Готовы были даже умереть за настоящее чувство. А нынешнее юное поколение? Вся любовь сводится лишь к двум постулатам. Во-первых, найти партнера побогаче . А во-вторых, подобрать надежные противозачаточные таблетки. Разве это не грустно?
И все его выпестованные годами рассказы – про Наполеона и Жозефину, Петра и Февронию, да даже про современника Горбачева с его Раисой Максимовной, все чаще и чаще наталкивались на глухую стену непонимания.
Сегодня же, когда учитель, как всегда, горячо декламировал про королеву Марго с ее страстью к Ла Молю, один из ученичков и вовсе выдал:
– Иван Адамыч! А чё вы эту ботву гоните? Она что, тоже в ЕГЭ входит?
И о чем после этого с ними можно говорить? Только подготовить к пресловутому обезличенному ЕГЭ и забыть.
…Еще лет пять-семь назад Иван Адамович после уроков всегда в школе задерживался. С одним провести дополнительное занятие, другого пожурить, третьему – подсказать… А если заходят в кабинет истории девчонки-старшеклассницы, то и немного себе нервы пощекотать. Мимолетно коснуться руки, вдохнуть юный запах, случайно прижаться к молодому плечику… Адреналин! Кровь кипит!.. И – точный расчет. Выбрать такую, чтоб не к мамаше в рыданьях помчалась, а гордилась бы, что с ней на равных и тет-а-тет ведет беседу сам молодой и загадочный, а-ля Байрон, историк.
Нынче же дивчины смотрят на него, как на пустое место. В их накрашенных глазах читается: «Подумаешь! Учитель!» Калькуляторы, встроенные в молодые головки, мигом высчитывают и его зарплату (куда ниже средней по Москве), и что продукты он закупает на оптовом рынке, и живет в однушке-панельке без всяких перспектив на расширение жилплощади.
А сам Иван Адамович теперь сразу после уроков спешит домой. Только квартира в нынешней жизни и остается его крепостью, где все устроено по собственному вкусу. Где нет места ни пустоголовому телевизору, ни радио с его горе-хитами и банальным трепом, ни бездумным книжкам в мягких обложках.
Умный человек, даже если он одинок и работает лишь полдня, всегда найдет чем заняться. Качественная литература, проверенная годами музыка, задачки из занимательной математики, наконец…
И, конечно, фотографии. Его выпускников. Давних. С кем он чувствовал себя на одной волне.
Были, конечно, и среди них паршивые овцы . Меченые. Порочные до мозга костей. Но – Иван Адамович с каждым годом убеждался в этом все сильнее – жизнь, как и история, всегда несет в себе высшую справедливость. Потому что с каждым годом все больше и больше этих порочных лиц оказывалось в траурных рамках.
Как, например, свежая жертва рока Лена Коренкова. Не наглядеться на нее, не нарадоваться.
Иван Адамович сегодня даже сумрака не стал дожидаться – едва вернулся из школы, еще до обеда, извлек из папки с фотографиями выпуск 1997 года. Снова и снова вглядывался в породистое, надменное, остроскулое лицо, обведенное траурной рамкой.
На фоне простоватых одноклассников Коренкова и правда выглядела инопланетянкой. Не такой, как все. Странно, что она со своим уникальным музыкальным талантом не училась в какой-нибудь спецмузшколе для особо одаренных детей, а ходила в обычную одиннадцатилетку. Сама Елена всегда объясняла, что не хочет тратить время на дорогу из Медведкова в центр, где располагались все подобные учебные заведения. Но Иван Адамович подозревал, что она не переводится в спецуху лишь потому, что царить в заказнике для юных талантов куда сложнее, чем в заурядной «районке».
Зато уж здесь, в типовом девятом-десятом-одиннадцатом «А», большей королевы не было. Коренкова – мало что талант и красавица, еще и одевалась всегда богато, стильно, с вызовом. Школьную форму в те годы как раз отменили, так что возможностей выпендриться на полную катушку у нее хватало. То явится на занятия в тунике и колготках в вызывающую клетку, плюс каблуки сантиметров десять. То еле прикроет аппетитную попку мини-юбкой. Или ошарашит одноклассников с учителями пышным веером накладных ресниц и пурпурной помадой. И если остальным старшеклассницам завуч за подобные выходки всегда делала внушение, то Лену, творческую личность, она предпочитала не трогать. И коллег на педсоветах просила повнимательней относиться к «хрупкому таланту». Вдруг Коренкова обидится и взбрыкнет?.. И кому тогда выступать за школу на бесконечных творческих смотрах и межрайонных концертах?..
Учителя юный талант послушно баловали и пестовали. Покорно ставили мирные четверки за сочинение, где Печорин без всяких, конечно, литературных ссылок и доказательств назывался «последним снобом». И за нестандартную мысль, что до Урана от Земли куда ближе, чем до Луны.
Нахальная Ленка пыталась посягать и на его любимую историю. Впрочем, в те годы, середину девяностых, на нее только ленивый не посягал. Иван Адамович на нападки привык не обижаться, но с ними боролся. Аргументированно, продуманно, серьезно. Он всегда внимательно прочитывал всякие «Огоньки» вкупе с прочими рассадниками разоблачений. Анализировал очередную «горячую» новость, как правило, абсолютно бредовую. Вроде того, что Сталин от Гитлера за развал Красной Армии миллиард немецких марок получил. Продумывал контраргументы. И вполне успешно с новоявленными демократами дискутировал. С ним и директриса боялась схлестываться, и приятели по шахматному клубу не связывались. А уж самоуверенную школьницу на место поставить образованному человеку нетрудно.