Все это, бережно сохраненное, разложенное по папочкам, скрепленное и надежно подшитое, хранилось у Фурмана дома.
Мой архив, в отличие от фурмановского, отличался полной бессмысленностью и в какой-то мере пригодился только сейчас. Но мы все равно бережно перевозили его с Днепропетровской на Аргуновскую и потом дальше.
В несколько сокращенном виде этот архив и сейчас со мной.
…В общем, в 1984 году мы решили отмечать десятилетие клуба. За оформление выставки взялась Женя Двоскина и предложила изумительно красивое решение. В нашей пустой «нелегальной» комнате (потом там поставили детскую кроватку) появились свисающие с потолка кубы – из ватманской белой бумаги, склеенные таким образом, чтобы можно было заглядывать внутрь, кубы представляли собой мозаику из записок, писем, фотографий и прочего.
Кубы крепились к выкрашенным рейкам, которые Врубель приладил к потолку.
Фотографий у нас тогда было довольно мало. Еще не было мобильных телефонов, цифровых снимков, и даже если фотокамера у кого-то имелась, необходима была еще целая «лаборатория», то есть темная комната с проявочными ванночками, проявителями и закрепителями, красным фонарем и проволокой, на которую с помощью прищепок развешивались сохнущие снимки, но главное – желание всем этим заниматься. Камера у Морозова была, дедовская, иностранная. Иногда снимки делали и другие люди, но все равно их было крайне мало.
Не было и самой привычки непрерывно фиксировать реальность, она появилась много позже.
Короче говоря, нами было склеено два или три бумажных куба, в которых размещались десятки замечательных артефактов.
Выставка, таким образом, ждала своего открытия в «нелегальной» комнате, покрываясь пылью, некоторые кубы я потом снял, чтобы не задевать их головой (ведь комната использовалась и в других целях, особенно когда родился Митя). Наконец, мы с Асей получили квартиру, и я начал срочно упаковывать всю эту «выставку» в мятые картонные ящики, купленные в продмагах. Красивые ватманские кубы, в висячем положении – по крайней мере, первое время – вызывавшие восхищение своим изяществом, в сложенном виде оказались пыльной бумагой, на которую были наклеены фотоотпечатки и листочки, заполненные нервным подростковым почерком. Увозя все это на Аргуновскую, я уже не верил, что это когда-нибудь нам пригодится.
Именно так – по одной из версий – пропала часть архива Фурмана. Я взял ее «для выставки» и не отдал.
…И все же хочется понять, вот сейчас – через сорок почти лет – что же именно мы хотели показать на этой выставке «10 лет Комбригу», и главное – кому? Ответ на последний вопрос будет несколько размытым – принципы «домашней выставки», или «домашней галереи», уже давно существовали, это было у нонконформистов начиная с шестидесятых, потом это подхватили умные головы типа Д. А. Пригова, и в общем и целом мы об этом знали. Но, конечно, уже на старте этой затеи было понятно: показывать что-то глубоко интимное, личное, непонятное и не конвертируемое в мир других людей – было глупой затеей. Ну хорошо, даже если отбросить эти тонкости и предположить, что все десять кубов были бы Двоскиной созданы и гости приглашены, – что именно мы хотели тогда показать?
Если подходить объективно и сухо, главными событиями из жизни «Комбрига» были бы такие: «провели сбор в 73-й школе», «выехали с шефской поездкой в колонию для девочек в Тутаеве», ну и так далее – то есть вещи, имевшие место в реальности. Для нас же событиями были вещи совсем другого ряда – какой-то ночной разговор, какая-то ссора на почве идейных разногласий или, наоборот, примирение – словом, что-то очень субъективное. Для своей книги Фурман сделал целый каталог таких событий, и поскольку от выставки «10 лет Комбригу» ничего не осталось, пожалуй, я процитирую здесь эту его личную хронологию.
Возьмем 1982 год. Здесь очевидно, что прочитанные книги играют не менее важную роль, чем разговоры, а разговоры – более важную, чем «внешние события». По сути, это жизнь в подполье, о которой никто ничего не знает.
Сб. «Театральное пространство»
Рождение маленького Морозова
Диссертация Шапошника – уточнить
Поездка в Юрмалу с Женей, А. М. и Якишем с Юлей
(странная ночь в Риге у Ненадкевича; гараж; появление А. М. с цветами; проблема чая и коньяк с ломтиком соленого огурца; в предпоследний день А. М. ведет всех в ресторан и тратит там все деньги, в т. ч. и наши; на следующий день все на пляже: мы роемся по карманам в поисках завалявшихся копеек, Юля купается в ледяном море, я рисую картину по мотивам вчерашнего вечера в ресторане с двойным портретом Якиша и А. М., глядящим на Юлю, – с общего молчаливого согласия А. М. тут же рвет его на мелкие кусочки; в самолете Женя боится; нам не хватает денег на автобус из аэропорта; я делаю Жене «комплимент» по поводу худобы ее рук и мы начинаем ненавидеть друг друга)