Второй нашей вещью (то есть рожденной благодаря новому существованию) был так называемый спортивный комплекс. За окном уже было другое время, рождались первые кооперативы, и вот было решено обратиться в один из них. Этот кооператив тогда был широко известен. Пришли ребята, двое, в какой-то невзрачной одежде, довольно немногословные. Они сделали замеры детской комнаты и потом, во второй свой приход из каких-то страшных железных труб, которые они ставили «в распор» (не берусь описывать инженерную составляющую), соорудили это чудо. Там были трапеция, то есть веревочная лесенка с деревянными поперечинами, спортивные кольца, перекладины, просто толстые плетеные канаты и другие гимнастические ухищрения. Предполагалось, что маленькие дети будут постоянно лазать по трапеции и висеть на кольцах, подтягиваться и делать подъем переворотом, развивая ловкость и мускулатуру.
Но первое разумное и правильное использование «спорткомплекса» показал Фурман, он принес стул, перевернул его вверх ножками, накидал вокруг него подушек, придумал какой-то «руль» (я помню, как он возбужденно сказал мне – «нужно что-то круглое!», я пошел искать) и потом стал орать команды, изображая из себя пирата или что-то в этом роде. Дети, ничего в этой игре не понимая, с восторгом к нему присоединились.
Затем появилась двухэтажная кровать. Ее опять-таки заказали в мебельном кооперативе, государство ничего такого не производило, никаким ГОСТам и технике безопасности двухэтажная кровать не соответствовала.
Честно говоря, я и сам первое время боялся, что кто-то с нее упадет.
Очень важной вещью был «кухонный уголок», который придумала Ася. Наш бывший сосед Олег, художник с сожительницей, сенбернаром и справкой из психдиспансера, в свое время отделал прихожую в Чертанове таким образом: все стены там были в деревянных панелях, из плинтусов, покрытых древесным лаком и выкрашенных в благородный коричневый цвет. Прихожая поэтому была темная, страшная и напоминала приемную в цековском санатории или рыцарский замок. Все эти плинтусы мы при переезде отодрали и перевезли с собой. Ася сказала: пригодится! Я вообще долго не мог понять, зачем мы это сделали, плинтусы гнили на балконе и занимали место.
Как вдруг выяснилось, что среди наших знакомых есть уникального таланта человек (по совместительству ядерный физик), который «за небольшие деньги» оборудует нашу кухню – из бывшего платяного шкафа он сделает нечто вроде сундука, на котором мы будем сидеть, а по стене будут опять эти плинтусы, а над сундуком – изящные полки. Получится хорошо.
Ну и стенка…
Эту стенку я любил еще в той, Асиной родительской квартире на Самаркандском бульваре.
Я любил разглядывать корешки книг, особенно старых, иногда осторожно вынимая одну-другую с разрешения хозяев, я любил перебирать пластинки, рассматривая конверты (а у Владимира Абрамовича была целая коллекция джаза), меня приводило в восторг то, что стенка была вещью ручной работы, что ее сделали на заказ (опять-таки по рисунку Асиной мамы) – ну и так далее. И вот теперь она стала нашей. Я был счастлив.
Особенно ценным для меня было то, что там еще было место для музыкального центра, туда я поставил свою «Радиотехнику», теперь пластинки стали размножаться с еще большей скоростью.
В детской комнате я устраивал просмотры диафильмов – мы купили аппарат, и у нас был экран, который выкручивался из специальной белой трубки, экран я вешал на выкрашенный голубой веселенькой краской детский шкафчик (для этой цели даже был специально ввинчен какой-то шуруп или крючок), потом мы задергивали шторы, выключали свет, ложились на матрасы в спортивном уголке, вернее, это я ложился, дети сидели на первом этаже двухэтажной кровати, начинался диафильм, я вертел ручку и читал титры, ну или мы слушали пластинку к диафильму, которая в определенных местах слегка пищала – тогда нужно было поворачивать ручку, чтобы поменять слайд. «Муфта, Полботинка и Моховая борода», «Конек-горбунок» и так далее. Это была ужасно допотопная технология, но дети обожали диафильмы в темной комнате, иногда побалдеть к нам приходила и Ася.
У меня в те годы были сложные отношения с алкоголем, любая крошечная доза могла спровоцировать длительную мигрень (на самом деле это называется «кластерные боли»), мучения продолжались несколько недель, но все равно алкоголь я дома всегда держал, это могла быть бутылка армянского коньяка или сухого вина «для гостей».