Ему, человеку достаточно одинокому, как мне кажется, не было свойственно искать той энергии, которую описывает Илья Смирнов.
Нет, Тимошин не любил все это.
…Но кто-то его позвал, и он поехал.
Лирическое отступление
…Мы – все, все наше поколение, все наши современники – были аккумуляторами этой энергии, ее батарейками. Мы копили ее очень долго.
Страшно подумать, сколько ее было накоплено по этим квартирникам, жэковским подвалам, домам культуры, просто по кухням с этими разговорами до утра.
Сейчас говорят, что все это случилось благодаря Горбачеву. Да, конечно, добрейший Михаил Сергеич… Добрейший, нежнейший, святой как икона. Милый как далай-лама. Но на самом деле – не совсем так. При нем советская «машина» еще довольно долгое время продолжала работать: людей преследовали, шельмовали, увольняли, сажали. А то и расстреливали на митингах где-то далеко от Москвы. Но люди все равно продолжали и продолжали выделять из себя эту скопившуюся энергию.
Случилось все это, во-первых, благодаря нам самим – то есть благодаря тому, что нас вдруг оказалось так много, и благодаря тому, что мы оказались готовы, мы готовились к этому всю свою жизнь.
А во-вторых, была и внешняя причина: та таинственная энергия, которая практически из космоса снизошла на нас и вытолкнула из дома на улицу, на не понятные никому «митинги и демонстрации», на рок-фестивали и ярмарки, на огромный риск и иногда даже на подвиг, – в общем, эта энергия вытолкнула какую-то чертову кучу народу. Всем хотелось увидеть, как же это происходит.
Что «это» – еще практически никто не понимал. Но все хотели увидеть.
Ну вот бывает так – как будто космический ветер проходит поверх голов. Как будто земля неслышно содрогнулась.
Само время сделало свой большой «поворот круга».
Апофеозом всего этого дела стал 1991 год.
Хорошо, конечно, что я жил тогда. Какая-то совсем крошечная, микроскопическая частичка в этом общем движении – есть и моя.
Хотя, с другой стороны…
Вот я дружил с Илюшей Смирновым, который был соорганизатором не только крупнейшего для своего времени, практически нелегального Подольского рок-фестиваля, но и многих других подобных акций, иногда меньшего, иногда большего масштаба.
А про него между тем писали в то время во вполне официальных изданиях:
«Штуковиной» оказался один из номеров самиздатовского журнала «Урлайт». Перелистал. Любопытная подборка зарубежных новостей из мира рок-музыки. Рядом – злобные статейки, где обливается грязью все, что принято считать в социалистическом обществе духовными ценностями («Комсомольская правда», 4.03.1987).
В том году я уже снова работал в «Комсомолке». И вот моего друга там травили и подвергали гнусному навету. И, кстати, чуть не посадили – из-за этих адских доносов за подписью «А. Земцов», например.
Я к этим самым наветам и доносам отношения, конечно, не имел. Но вот сейчас думаю – ну а как же так? Был ли я (ну вот именно тогда) частью этой «машины» или был уже частью «сдвига», который эту машину сломал? Или и то и другое вместе?
Тимошин, как я думаю, взирал на эти наши идейные схватки немного издалека, с несколько абстрактным, может быть, но сочувствием.
Хотя и не мог, конечно, остаться совсем в стороне от этого общего движения народной души – просто его Сенатской площадью, его Рубиконом оказались не митинги и демонстрации, не дискуссионные клубы и политические кружки, и даже не Подольский рок-фестиваль, куда он увлек девушку, или куда его увлекла девушка, а ярмарки. Ярмарки, как бы это правильно сказать, народного творчества: сначала в Вильнюсе, а потом в Москве, в Измайлове. Обычная вроде была ярмарка, каких сейчас много. Но тогда все это тоже случилось в первый раз.
На «вернисаж» в Измайлово я попал значительно позже Тимошина. Сын попросил солдатики, кажется, или был какой-то другой повод. Уже не помню.
Вообще подобные блошиные рынки, ярмарки, толкучки, барахолки, где продавались также и «художественные изделия», возникли вдруг почти в каждом городе. В Екатеринбурге был Шувакиш, в Тбилиси Сухой мост, в Питере Гостиный Двор и Апрашка, в Москве были Лужники, Измайлово, Черкизово, Горбушка, и это еще далеко не полный список. Ярмарки, кстати, были наиболее зримым доказательством того, что предыдущая эпоха кончилась навсегда. При коммунистах, как говорится, такого не было.