Незадолго до полудня он вернулся в офис и с удивлением увидел Фредди, сидящего на мягком стуле у окна; тот крутил в руках чашку с чаем.
— Очень хороший, — сказал Фредди, поднимая ее.
— Мария держит лучшие сорта для гостей. Нам мало что достается.
— Я думаю, нам лучше поговорить наедине.
— Прошлой ночью я не сомкнул глаз.
— Он левша.
Макс не был уверен, правильно ли расслышал.
— Он… что?
— Левша. — Фредди подался вперед. — Я должен был понять это раньше. Но идея пришла мне в голову только вчера, когда я оперировал. Рана на шее Кармелы была с правой стороны, ее правой, что означает — он действовал левой рукой.
Макс восстановил в памяти длинный разрез, который поразил ей сонную артерию. Этот образ мог прийти ему в голову значительно раньше.
— Или он стоял позади нее.
— Возможно, — согласился Фредди. — Но сомнительно.
Встав, он взял нож из слоновой кости со стола Макса, чтобы подкрепить свою точку зрения. Сонная артерия находится глубоко в мышцах шеи. Чтобы проникнуть на такую глубину, нужно определенное усилие, не говоря уж о точности, что требует необходимости оказаться позади жертвы. Это была убедительная демонстрация, хотя и страшноватая.
— Да, он левша, — согласился Макс, забирая нож для вскрытия писем.
— Сколько левшей ты знаешь?
— Немного. Мы в явном меньшинстве.
— Вот именно. Это значительно сужает поле поиска.
Макс закурил.
— А я думал, ты не хочешь больше заниматься этой историей.
— Я тоже. Выяснилось, что я ошибался.
Фредди подошел к окну, быстро выглянул из него и повернулся:
— Я много передумал в последнее время. Меня не волнует, что со мной сделают. Это будет потеря для них, если меня пошлют на перевязки. — Он помедлил, и во взгляде его мелькнула нерешительность. — Или, может быть, с меня хватит всего этого, и я надеюсь, что именно так они и поступят.
— Ты знаешь, что это неправда.
— Неужели? Я устал, Макс. Я слишком много времени провел здесь, слишком много видел — хватит на целую жизнь. Ты и не догадываешься, как я провожу дни.
— Могу представить.
— Нет, не можешь. Вчера у нас кончился морфин. И только спустя несколько часов какое-то количество доставили из Сент-Патрика, но какие стояли крики и стоны — словно они горели живьем. — Он помолчал. — Хотя я узнал кое-что новое. Силу внушения. Ты можешь ввести человеку физиологический раствор, но если скажешь, что это морфин, его тело поверит тебе.
— Эффект плацебо.
— Я был поражен.
Макс пожал плечами:
— Я этим тоже занимаюсь — рассказываю им, что все отлично, и надеюсь, что они мне верят.
Фредди слабо улыбнулся:
— Да, предполагаю, что так и есть.
Максу и раньше доводилось видеть Фредди в упадке чувств, но прежде не приходилось слышать, чтобы тот признавался в этом. Его тихое, без жалоб, умение восстанавливать силы всегда выделяло его из всех остальных. Пока Ральф поносил некомпетентность своего начальства, а Хьюго стонал по поводу постоянных ошибок артиллеристов, Фредди непрерывно продолжал заниматься мрачным делом, штопая людей и возвращая их обратно к жизни.
— Может, Эллиот был прав. Вероятно, в глубине души я моралист.
При других обстоятельствах Макс попытался бы поддержать друга, призвать к здравому смыслу. Но верх взяло эгоистическое желание обрести партнера. Это хорошо — иметь Фредди на борту. Взяв трубку одного из телефонов на столе, он попросил Марию ни с кем его не соединять.
Фредди был неподдельно поражен скоростью развития событий и отнюдь не так скептичен, как Макс, относительно гипотезы Эллиота, что убийство могло быть делом рук кого-то, кто хотел бы возложить на англичан вину в этом преступлении, какого-то шпиона в их рядах или мальтийской «пятой колонны».
— Полагаю, это возможно. И догадываюсь, как это могло быть. Он мог вложить наплечную нашивку ей в руку.
— Или они. Это другое предположение Эллиота.
— Ты рассказал Эллиоту о том детективе?
— Басуттиле? Нет, и не собираюсь этого делать, пока мы не поймем, на какой стороне забора он сидит.
Не в первый раз за этот день Джозеф Басуттил бегал в поисках убежища. Мало того что сам бег давал о себе знать — откровенное напоминание, как быстро тело с возрастом подводит его — все, что ему наконец удалось найти, — был какой-то мрачный душный туннель, вырубленный в скале. Он терпеть не мог замкнутые пространства.